Виктория Прудникова - История (не)обыкновенной женщины, или Выпусти на свободу своего гения

Думаю, я очень нуждалась в чьем-то авторитетном мнении. Сама с собой, как раньше, не могла вести диалог. После переезда я утратила самое важное для себя – свое личное пространство. Не было места, где бы отсутствовали люди. Квартира не располагает к уединению, на улице везде суета. И ты становишься частью массы, ты не выделяешь себя из нее. А для того чтобы выжить, ты должен быть одного состава с ней, одной консистенции, и с такими же составляющими. Ребенком ты не осознаешь важность собственного пространства, ты не способен вспомнить, как малышом играл самостоятельно, разговаривал с собой, разыгрывая роли, и это ни у кого не вызывало недоумения. Я утратила свою способность ДОВОЛЬСТВОВАТЬСЯ СОБОЙ. Очень хорошо помню, как мне не хотелось идти домой после школы, и после занятий приходила к однокласснице, которая жила рядом со школой. Время проходило незаметно, еле успевала прибежать домой к маминому приходу. Могла просто ходить по улицам с желанием встретить кого-то из знакомых. И при этом не возникало желания найти себе занятие по интересам, попасть в какой-то коллектив. В любые секции и коллективы не вписывалась, они отторгали меня. Комфорта не чувствовала ни среди детей, ни сама с собой. Душа металась.

Мое чувство особенности, которое я очень глубоко запрятала внутрь себя, давало о себе знать. Именно это чувство подвигало меня действовать вопреки всем и высказывать противоположное окружающим мнение. Сколько себя помню, постоянно спорила. Спорила со всеми: подругами, одноклассниками, но особенно рьяно вступала в споры с взрослыми. Меня одновременно злило и нравилось спорить с мамиными сотрудниками по работе, с братом мамы. Иногда спорила просто, чтобы не соглашаться с их мнением, при этом неважно, согласна я на самом деле с ним или нет. Иногда приходила в голову мысль о том, насколько они узко мыслят.

Не очень похожей на всех была моя тетя, жена маминого брата. Она ходила на йогу, и вообще была своего рода «одиночкой», проживающей в семье. Это у нее впервые с полки я взяла книгу Карлоса Кастанеды. И жадно принялась ее читать и дома, и в школе на уроках. Мне интереснее было читать, чем слушать учителя. Понимала ли я что-либо? В основном, нет. Читала, только подчиняясь большому бунтарю, живущему внутри меня. Читала потому, что такие книги никто из моих сверстников не читал, читала вопреки всем, чтобы потом похвастаться, и на меня обратили внимание. Впоследствии эту книгу перечитывала много раз, очень она была не похожа на другие, а я силилась ее понять. Дальше были книги Юнга, Ошо, Кришнамурти… Но, в основном, вся информация, как мне казалось, проходила транзитом, и мало что оставалось в голове. На самом деле, все записывалось, как на кинопленку, буду потом часто вспоминать о прочитанном. На тот момент для себя искала авторитет среди взрослых и очень хотела общаться со своей тетей. Приезжала к ней в гости, хотела помогать с родившейся дочерью. Но она меня оттолкнула, ребенком я это четко ощутила, и желание общаться с ней пропало. Только сейчас понимаю, насколько правильно все было. Еще раз отсылаю благодарности всем людям, окружавшим меня.

Не помню как, но каким-то образом я оказалась в церкви. Не в какой-то секте, подчеркиваю. Я сама переступила порог церкви, которая находилась неподалеку от дома моих бабушки и дедушки (Гольберовская церковь города Харькова). В моем доме понятие веры в Бога отсутствовало полностью. Такими были практически все семьи советских времен. Но у многих какие-то отголоски от прабабушек и бабушек доходили до современного поколения. В нашей семье даже бабушка была атеисткой. Понимаю, почему. Моя прабабушка Наталья была верующей, с Библией не расставалась. Но в жизни этот верующий человек был очень озлобленным, ее дочери, моей бабушке, пришлось нелегко с ней до самых последних дней жизни. А прабабушка прожила долго. Моя бабушка Анна стала атеисткой, в основном, из-за своей матери. Конечно, о ее поведении она могла судить только общечеловеческими критериями. И, наверное, делала свои выводы о том, сколько ей проблем и бед принес этот глубоко верующий человек. Уже в пожилом возрасте ее приоритеты немного изменились, но чувство обиды на жизнь помешало открыть сердце Богу.

Я активно начала посещать церковь и даже воскресную школу. И в 15 лет приняла самостоятельное решение покреститься. Советоваться было не с кем. Договорилась со священником, пришла в назначенное время и меня окрестили. Крестных не было. Не знала, что они должны быть, а священник мне не сказал, значит, так и должно было случиться. Очень довольная, вышла из церкви, почти дошла до дома и, вспомнив, что не расплатилась, быстро побежала обратно. Раньше никаких тарифов за такую услугу не было. Расплачивалась я горстью мелочи, которую взяла из дома. Думаю, это были собственные сбережения. И тогда уже, окрыленная, пошла домой. Была очень рада самостоятельно принятому решению и горда тем, что реализовала его. Бабушку моя новость удивила, маму не очень. Бабушка попыталась прокомментировать мой поступок, но я никого не слушала, ее мнение на тот момент мне было безразлично.

Не знаю, какие события на меня повлияли, а может все вместе: и окончание ненавистной школы и ощущение веры, которая пробуждалась во мне, но я вдруг начала активно готовиться к поступлению в вуз. Все лето старательно грызла гранит науки. Учила все буквально на память. Доходило до того, что целыми днями не выходила на улицу. Не очень помню реакцию мамы на такое мое перевоплощение, но помню, что вечером она даже меня «выгуливала» по району, чтобы я подышала свежим воздухом. У меня не было желания гулять, я не отвлекалась, думала только о поступлении.

Настало время экзаменов в университет. Первый экзамен – диктант – написала на тройку. Очень расстроилась, но решила продолжать. Совершенно не помню, каким был второй экзамен, но третьим был устный экзамен по истории Украины. Этот предмет я вымучила в школе. Я знала, что эта оценка важна для поступления и пересдавала его в школе много раз. В итоге в табеле – «пять», и я неплохо знала этот предмет. На экзамене истории в университете ответила практически на все вопросы. Оценка по этому предмету была решающей: «пять» – поступаю, «четыре» – нет. Преподаватель говорит: «У Вас оценка между четверкой и пятеркой, что же Вам поставить?» Я, та, которая легко договаривалась в школе об оценках, а в последнем классе буквально прошла «школу по успешным переговорам» и умудрилась договариваться практически со всеми учителями о повышении оценок, молчала. В школе нашла подход практически к каждому учителю, знала, что сказать, но, тут, на экзамене, меня как будто подменили. Произнеси я хоть слово с просьбой – преподаватель пошел бы мне навстречу. Но – нет. Мне показалось, что мне просто запретили открывать рот, я так и не смогла выдавить из себя ни слова. Мне поставили «четыре». Поняла, что не поступила.