Йылмаз Гюней - Погубленные жизни

— О аллах! Сжалься над нами, не оставь без защиты!

— Поджигай дом, поджигай! Чего ждешь? — послышался голос Хасан-аги. — Разве этот дом не мой? Жги! Разве они не мои дворовые псы? Жги же!

Халиме посмотрела на Омара.

— Омар! Родной мой! Нас заживо сожгут!

На глазах у Омара выступили слезы. Он качал головой и, словно о чем-то давно уже решенном, сказал:

— Да, Халиме, сожгут.

В окна полетели камни.

— Хозяин, хозяин, — умолял Телли Ибрагим. — Руки и ноги твои целовать стану, хозяин! Не поджигайте дом! Людей жалко! Грех страшный!

— Разве они люди? — кричал Хасан-ага. — Голодранцы! Я здесь хозяин, а какой-то голодранец убил моего сына! И дом этот моя собственность, и они… Хочу — и сожгу!

— Они и в самом деле сожгут их.

— Керосин принесли.

— Люди! Эй, люди! Неужели среди вас нет ни одного правоверного? Неужели нет ни одного мусульманина?

— Старосту позовите!

— Позовите других хозяев, пусть придут!

— Позовите Кадир-агу! Позовите Мехмед-агу! Они братья. Может, вразумят их.

— Да лейте же керосин, лейте! — вопил Хасан-ага.

— Поджигают!

— Люди, дом жгут!

— Кадир-ага, Кадир-ага идет.

— Быстрее, Кадир-ага, быстрее!

— Ради аллаха, господин, быстрее! Омара сожгут!

— Заживо сожгут!

— Ты что делаешь, Хасан? — раздался голос Кадир-аги. — Сдурел, что ли?

— Может, ты заодно с ними? Они убили твоего любимого племянника. Селима убили, брат! Погубили, погубили!

— На то есть законы, Хасан. Помни, тебя же и обвинят. Засадят в тюрьму, ей-богу засадят!

— Ну и пусть! Жги, Дурду, жги! Чтоб с треском горело! Что сделает закон этому выродку? Дадут ему лет пять — десять, а завтра сменится правительство, объявят амнистию, и эта сволочь преспокойно, вразвалочку выйдет из тюрьмы. Жги, и все тут! Жги же!

— Смотри, — говорил Кадир-ага, — тяжкий грех на душу берете. Перед аллахом ответ будете держать, как грешники, а перед властями — как преступники. Тогда уж пеняйте на себя. Так вам всыпят — дым пойдет. Не делайте глупостей, предупреждаю! Это ребячество, Хасан!

— Чего ты ждешь, собачий сын?! — снова прогремел голос Хасан-аги. — Поджигай!

Шум снаружи усилился.

— Поджигают!

— Горит, горит!

— Неужели у вас жалости нет?

— Пожалейте их, будьте людьми!

— Народ! Эй, народ! Держите их! Держите! — крикнул Кадир-ага.

Омар и Халиме слышали, как Дурду поливал керосином их окна и дверь. Лужица под дверью медленно растекалась по сторонам. В нос ударил запах керосина.

— Держите их! — шумели вокруг.

— Ни с места! — гаркнул Дурду. — Клянусь, всех перебью! Пусть моя мать женой мне станет, если не перебью! Прочь отсюда! Прочь, собаки!

— Подожгли! Подожгли несчастных! — крикнул Алтындыш.

— Горит!

— Пусть моя мать женой мне станет, если не перебью вас всех!

— Эй, люди! Эй, народ!

Раздались выстрелы, послышались крики, беготня… Опять прогремели выстрелы.

Загорелась дверь. Пламя перекинулось на сваленную у двери постель. Омар вскочил. Схватив миндер, стал сбивать им пламя. Но огонь поднимался все выше, вот он уже начал лизать потолочные балки. Миндер в руке Омара загорелся. Дым заполнил всю комнату. Запахло горелой бязью и ватой, керосином, землей.

— Загубили нас, Омар! — кричит Халиме.

Она тоже пытается погасить огонь. Ставни сгорели, и теперь видно, что происходит во дворе. Крестьяне, каждый как может, стараются потушить пожар. Улучив момент, они льют на огонь воду, бросают землю и тут же увертываются от разъяренного Дурду.

— Сгорим мы, Омар!

В комнату падает пылающая дверь. Халиме и Омар в отчаянии.

У Халиме загораются волосы. Омар не знает, что делать. Халиме мечется по комнате, хватаясь руками за голову.

— Пропала я, Омар! Умираю! Пропала я! Ма-ма!

Тошнотворный запах горелых волос, горелой кожи. Обезумевшая Халиме кидается в проем двери, прямо в огонь. На ней воспламеняется одежда. Халиме бежит с душераздирающим криком. Часть крестьян бросается вслед за ней. Все это происходит мгновенно, Омар не успевает опомниться. Только сейчас он начинает понимать весь ужас происходящего.

— Халиме! — кричит Омар и кидается к двери. У самого проема, за пеленой дыма и пламени, он видит Дурду и два направленных на него, Омара, дула. В то же мгновение из одного дула брызгами вылетает огонь. Омар видит этот огонь. Со всех сторон Омара охватывают языки пламени. И это он тоже видит. Как подкошенный, падает Омар, прижав руку к животу. Кровь! Она течет тоненьким ручейком. Раздается треск, грохот. И тут же пламя, пламя, пламя, дверной проем, небо, множество чьих-то лиц. Постепенно Омар уходит в небытие. Он уже не слышит воплей Халиме. На лицо ему падает горящая балка. Вспыхивают волосы. Омар лежит неподвижно. Только кровь, потрескивая и дымясь на огне, все течет и течет. Пахнет кровью, горелой кровью. Пахнет горелыми волосами.

В этот день, как и в другие дни, наступил вечер. Он был ясным и тихим. Все уже знали о случившемся — не знал только Халиль. Он недавно вернулся на телеге с поля и теперь распрягал мулов.

Управившись с делами, Халиль вымыл руки и ноги, освежил водой побритое накануне лицо. Как всегда в это время, взобрался на крышу хлева и прилег на постель.

Появился Али Осман. Принес на всех похлебку. Пришел и Сулейман, а вслед за ним — Дервиш. Все они избегали смотреть на Халиля. Молча уселись вокруг миски. Подошел и Халиль. Накрошил хлеба в похлебку. Так и поужинали, не произнеся ни слова.

— Благодарение всевышнему! — произнес Халиль, отодвинул миску и встал.

После ужина все легли и принялись дымить цигарками. Халиль сел на краю крыши и молча смотрел на улицу. Али Осман шептался с Сулейманом. Когда Дервиш принес оставшийся с обеда айран, они опять стали шептаться. Халиль обернулся, посмотрел на них, и они сразу притихли.

— Что, дядя? Случилось что-нибудь?

Али Осман уже собрался заговорить, но придержал язык и посмотрел на товарищей. Те отвернулись.

Халиля разобрало любопытство.

— Что это вы все шепчетесь? Что-то скрываете от меня? Говорите, что случилось.

— Нынче много чего случилось. Много…

— Что же вы молчите? Говорите же.

Али Осман перевел взгляд на Дервиша.

— Ты лучше знаешь, Дервиш. Ты и расскажи. Халиль вопросительно поглядел на Дервиша.

— Шакал Омар Селима убил! — выпалил Дервиш.

Халиль вскочил.

— Да ты что? Как же это случилось?

— Утром убил его. Задушил. Ну и его самого, Халиль, тоже убили. Спалили заживо.

— И Халиме спалили. Сожгли несчастную.

— Да ты что говоришь!

— Собственными глазами видел. Она вся в огне была, все на ней горело. Кричала страшным голосом, потом кинулась к колодцу. Но никто уже ей не мог помочь. Свалилась у колодца, стонет, вся корчится в судорогах, по земле катается, словно прирезанная курица. Так до самого конца и корчилась, пока дух не испустила, прямо у всех на глазах.