Джошуа Феррис - И не осталось никого

Однажды, когда мы завинчивали колпачки на авторучках, сделав все записи, получив ответы на все вопросы и чувствуя, что от туалета, телефона или кофе-бара (для кого что насущнее) нас отделяет полминуты, Джо, который к тому времени уже сам проводил совещания, сказал:

— Ах да, еще одно, последнее, — Он помедлил. — Дайте мне еще одну минутку. — Мы снова опустились на стулья. — Я чувствую, что должен обратить на это ваше внимание. Послушайте, я понимаю, что есть потребность поговорить. По большей части это замечательная вещь. Мы разговариваем, мы смеемся. Время от этого идет быстрее. Но я не знаю, всегда ли мы отдаем себе отчет в том, что говорим. Может быть, мы ничего такого не имеем в виду — одно, другое, третье… возможно, это только шутки, но они начинают гулять по свету, и иногда тот или иной человек слышит их и расстраивается. Не все. Некоторые просто выслушивают их и, посмеявшись, забывают. Вот, скажем, для примера, возьмем меня. Я знаю, обо мне говорят. Мне все равно. Меня это не волнует. Но вот другие, услышав что-нибудь такое, обижаются. Их трудно в этом обвинять. Они расстраиваются, оскорбляются, смущаются. Я бы хотел, чтобы мы свели к минимуму такие вещи. Я не прошу вас прекратить разговаривать. Я вас только прошу поубавить звук, не говорить таких вещей, которые могли бы обидеть других. Договорились?

Последовало долгое, невыносимое молчание, во время которого Джо Поуп оглядывал нас — не будет ли у кого вопросов.

— Ну вот, моя маленькая речь закончена, — заключил он. — Спасибо, что выслушали.

Наконец нас отпустили. Мы снова встали. Мы понятия не имели, что в груди Джо бьется сердце реформатора. К реформаторам мы испытывали смешанные чувства. Некоторые из нас считали реформаторство делом благородным и вряд ли способным что-либо изменить. Другие испытывали к реформаторству неприкрытую враждебность. «Это что еще за хер с ушами» — такое вот отношение.

— Знаете, Джо, — сказал Том Мота, когда мы начали выходить из кабинета. — Если кто гей — так ведь в этом нет ничего плохого.

Джо насторожился, но тем не менее сумел, не мигая, посмотреть ему в глаза.

— В чем?

— Ханк Ниари — гей, — продолжал Том, избегая прямого ответа. Ханк в этот момент ставил свой стул на место. — Я ведь правильно говорю, Ханк? И у него с этим нет никаких проблем.

— Том, — спокойно произнес Джо, — вы, вероятно, не слышали, что я сказал.

— Нет, я вас слышал, Джо, — ответил Том, — Я вас отлично слышал.

Народ замер на полпути к двери.

— Тогда, может быть, не поняли, — попытался объясниться Джо. — Смысл в том, что есть нормальные разговоры, Том, а есть — ненормальные. И кто гей, а кто — нет, это ненормальный разговор, вы меня понимаете? Разговор такого рода можно рассматривать как клевету.

— Как клевету? — переспросил Том, — Ай-ай — клевета… Джо, это дорогое слово. Может, лучше не будем обращаться к услугам адвокатов? У меня есть адвокаты, Джо. У меня этих адвокатов до хера, попросить их заняться этим — для меня не проблема.

— Том, — сказал Джо. — Это ваша ярость.

— Что-что? — переспросил Том.

— Ваша ярость, — повторил Джо.

— Это что за херня — «ваша ярость»? — вспылил Том. — Вы что сейчас сказали — «ваша ярость»?

Джо не ответил.

— Что это еще за херня — «ваша ярость»?

Джо вышел из комнаты.

— Кто-нибудь знает, что это за херню он имел в виду — «ваша ярость»? — спросил Том.

Мы знали, что означает «ваша ярость», потому что сами время от времени страдали от таких же вспышек ярости.

Мы страдали от самых разных болезней — сердечных, нервных тиков, болей в пояснице и, особенно, от головной боли. Мы были чувствительны к изменениям погоды, к фазам луны, к продолжающимся случаям насилия в школе. Нас очень волновало, кто будет следующим и чем руководствуются владельцы, выбирая кандидатуру на увольнение.

Билли Райзер пришел на работу со сломанной ногой. Поначалу все возбудились. Как это случилось? Как только мы узнали, сразу собрались в его кабинете, словно нас туда привел какой-то высокочастотный сигнал. Треп подобен гриппу — если он захватывал одного, то скоро поражал всех. Но в отличие от гриппа мы не могли себе позволить оставаться в стороне, если вокруг нас что-то происходило.

— Софтбол [47] Спортивная командная игра с мячом, разновидность бейсбола. , — объяснил Билли.

Ой ли?

— Поскользнулся, — пояснил он.

Мы чувствовали себя разочарованными. Мы сказали Билли: надеемся, что он скоро поправится, и разошлись по своим столам. Из-за такого повода вообще не стоило вставать с мест.

Потом в течение следующих десяти или двенадцати месяцев Билл ковылял на костылях, и, честное слово, о его появлении можно было услышать за шесть миль. Господи Иисуре, сказали мы наконец, ты что, все еще на этих деревяшках?

— Осложнения, — сказал он.

Ему сделали несколько операций. Ему поставили какие-то штыри. Доктора сказали, что, может, он всю жизнь будет хромать, а потому Билл подумывал, не подать ли ему в суд. Мы ему сочувствовали, но в то же время зрелище Билли, который тащится по коридору на костылях, скрипящих, как мачты древнего парусника… может, в этом ничего такого и нет, но если видишь и слышишь это каждый день, то начинаешь раздражаться. Мы ощущали эту самую «вашу ярость» каждый раз, когда Билли проходил мимо, иррациональную и неумолимую ярость, которая заставляла некоторых из нас время от времени называть его всякими уничижительными для инвалида именами — низкими и презрительными, типа «калека», «страшила» и «хромой», другие имена для него мы сочиняли сами.

— Парня зовут Райзер [48] Игра слов: эта английская фамилия созвучна слову «встающий; тот, кто встает». , — высказался как-то Ларри Новотны, — а он без посторонней помощи даже на ноги встать не может.

Амбер принялась его укорять, стыдно, мол, остальные обрушились на него за убогость каламбура, но после этого мы никогда больше не называли Билли по имени — всегда только Райзер. Мы, конечно, по большей части, старались не демонстрировать Райзеру наше раздражение. По большей части мы не позволяли человеческим слабостям брать верх над нами, руководствуясь словами Иисуса: кто из вас без греха, первый брось в нее камень, — потому что среди нас было немало верующих.

У нас была группа изучающих Библию. Каждый четверг они встречались за обедом в кафетерии. Пестрое собрание из администраторов кондоминиумов, обитателей Саутсайда, выздоравливающих после анорексии, строителей, секретарей… Это была случайная толпа, чем-то напоминающая саму веру. Слово Божие было тем источником, который объединял нас. Мы уходили от слова Божия и снова возвращались к нему, пытаясь разобраться в нем применительно к нашим личным жизням, а также к условиям корпорации, но большинство из нас держались в стороне.