Александр Лекаренко - 2012

Он сосредоточенно пронаблюдал весь процесс, покуривая в кресле - никогда в жизни ему не приходилось видеть, чтобы женщина в таком положении выглядела красиво - но Бранка выглядела красиво, и приходилось признать, что он не так уж много и видел. “Если ты имеешь дело с высшим качеством, - удрученно подумал он, - так ты имеешь дело с высшим качеством, даже если оно сидит раскорячившись над миской с водой”, - приходилось признать, что он всю жизнь имел дело с третьим сортом.

- Угости даму коньяком, - сказала Бранка кабацким голосом, возвращаясь к столу.

“Нельзя иметь все сразу, - додумал он до конца свою философскую мысль, направляясь за последней бутылкой. - Совершенство недостижимо, и если ты имеешь дело с великолепной жопой - значит, не все в порядке с головой”.

Однако же у кого тут не все в порядке с головой, было еще большим вопросом, поскольку, когда Бранка с рюмкой в руке плюхнулась в кресло, небрежно поставив пятку на сиденье, ему просто пришлось, стиснув зубы, бороться за сохранение достоинства, патрон могло и перекосить в третий раз.

- Ты классно трахаешься, - сказала Бранка, осветив солнцем тот нежный росток в тайном саду мужского самосознания, который у некоторых не увядает даже на смертном одре. - Но выглядишь ты, как бродяга. И от тебя воняет.

“Спасибо, дитя мое, - подумал он, отводя взгляд от ее промежности, туго обтянутой черной материей, а вслух сказал с достоинством. - Я на войне.

- Тем более, - заметила Бранка. - Хочешь, я полью тебя из ведра? Тогда, когда тебя убьют, ты будешь чистым.

Он посмотрел ей в лицо, ища признаков насмешки, но никаких признаков не было, она говорила совершенно серьезно.

- Мне плевать. Никто не облизывал меня при жизни, никто не будет нюхать меня после смерти. Мне плевать, что думают другие люди, а червям все равно. Мне все равно, что ты думаешь обо мне. Ты понимаешь меня?

- Да, я понимаю тебя, - сказала Бранка. - Ты уркан, волк, какая тебе разница, что думают люди? Тебе не нравится их запах. Мне тоже не нравится. Но я мою свою задницу - для тебя.

- Хорошо, - усмехнулся он. - Я помою свою - для тебя.

- Ты можешь отрастить бороду хоть до пупа, - повысила голос Бранка. - Ты мне все равно нравишься. И мне нравится, как ты пахнешь. Но если я здесь - ты должен обращать на меня внимание. Я тоже на войне.

- Принято, - серьезно кивнул он. - Давай свою рюмку.

Стемнело, и они зажгли свечи. Затем Бранка, демонстрируя приверженность идее и переодевшись в одну из его рубашек, занялась стиркой, сняв с себя комбинезон и насильно содрав с него футболку, а он взялся за рукопись - чтобы не мозолить глазами ее ягодицы, но постепенно увлекся и выпал из реальности.

“Поскольку у меня не было другого материала, кроме самого себя, - написал Бакула, - я начал строить новый мир из самого себя. Поскольку все человеческое было мне чуждо, значит, я был не вполне человеком. Но стать человеком вполне значило стать именно тем, что я презирал. У меня не было другого выхода, кроме как очиститься от всего человеческого и стать вполне тем, чем я был на самом деле. Я был городом, погребенным в песках, я должен был стать ветром для самого себя, чтобы восстать над пустыней.

Мне было сорок лет, я познал все, что пытливый ум, вооруженный телом, может познать за этот срок, я понял, что и сорок сороков не дадут урожая истины, что знание тщетно. Я решил стать ветром, который не возвращается на круги своя, ветром для самого себя. Я ушел в горы, я забросил пустую побрякушку алхимии, я решил сам стать ретортой для возгонки философского камня.

Я размышлял, что делает человека рабом? Рабом других людей, рабом обстоятельств, рабом самого себя? И пришел к выводу, что это - самооценка, основанная на мнениях других людей. Свободен лишь тот, кто ценен сам по себе, как солнце в небе. И я решил стать солнцем для самого себя.

Я трудился, я страдал, я мыслил. И я стал солнцем для самого себя - черным солнцем. Я стал городом, в котором никто не живет. Я стал ветром, несущим смерть.

Теперь я знаю, что есть человек, очистившийся от всего человеческого. Я - демон. Я - существо без души. И когда все будет сказано и сделано, вы все станете такими - если сможете. Потому что душа человеческая - ком грязи. Нельзя избавиться от притяжения земли, будучи человеком. Но если ты избавился - ты пуст. Я не могу сказать, что заполняет эту пустоту - у меня нет понимания и нет слов на человеческом языке, чтобы выразить это непонимание. Но я знаю, что эта пустота - дыра в другие пространства, несоизмеримые с разумом - человека или демона.

Я могу все - но я уже ничего не хочу. И я говорю каждому, кто захочет меня слушать - ты можешь взять все, что хочешь, но заплатишь за это душой. Ты и есть Сатана, которому продают душу, поэтому, когда она продана - ее не имеет никто.

Я говорю это своему Роду, племени таких, как Я. Теперь я знаю, что нет нужды растить Древо - оно вырастет само по себе и пробьет своими ветвями Небеса, за которыми ничего нет.

Цель Человека-на-Земле - это сожигание своей души, кома грязи - чтобы открыть ворота Тьме, о которой ничего не может быть сказано. И каждый человек делает это, знает он об этом или не знает. Мой Род отличается от прочих только тем, что сгорит первым”.

Перечитав все это на следующее утро, он усмехнулся - не существовало туриста, который будет читать этот путеводитель. Что уже не имело никакого значения, теперь Бакула писал для самого себя. Или для мухи, которая запутается, когда паук уже превратиться в комочек пыли в углу своей паутины.

Бранка, восставшая к утреннему кофе в сиянии наготы, едва прикрытой его джинсовой рубашкой, сказала укоризненно:

- Холодно. Ты мог бы спать со мной, а не сидя в кресле. Я тебя не укушу.

- Я сам тебя укушу. А может быть даже и съем, - он расхохотался, мысль показалась ему забавной.

- Дай мне пистолет, - сказал он после завтрака. - Я хочу посмотреть, что с ним случилось.

Она достала парабеллум из-под диванной подушки.

- На. Я уже вложила патрон в магазин.

Он спустился в подвал и один за другим отстрелял в кучу мусора семь патронов - никаких проблем не возникло. Дополнив второй магазин оставшимся, восьмым патроном, он вернулся наверх.

- Ну что? - спросила Бранка, когда он начал разбирать пистолет на столе, чтобы почистить его.

- Все в порядке. Я думаю, ты не до конца оттянула затвор, поэтому патрон и перекосило.

- Ты думаешь, я не умею обращаться с пистолетом?

- Может, и умеешь. Может, ты боялась, что солдат услышит щелчок, и придержала затвор. А это надо делать резко, вот так, - он щелкнул затвором. - Ты видела такие пистолеты?

- Нет. Где ты его взял?

- В гробу, - усмехнулся он.

Вдруг раздался приближающийся шум вертолетного винта.

Сунув пистолет под диванную подушку, он вымахнул на чердак и увидел сквозь дырявую крышу вертолет, зависший на фоне горы. Это была небольшая, каплевидная машина из черного пластика, без оружейных консолей и без всяких опознавательных знаков, кроме белого номера на борту, за тонированным колпаком не было видно людей, но оттуда явно рассматривали замок. Целясь в середину двора, вертолет пошел на посадку. Он бросился вниз, отдал Бранке распоряжения и пошел к двери - навстречу судьбе.