Александр Изотчин - День учителя

Наконец они вошли в квартиру. Настя, оставив в прихожей сумку, проследовала в комнату.

— Фортепиано! — воскликнула она. — А кто играет?

«Вот это вопрос», — подумал Мирошкин, но нашелся:

— Это мама когда-то играла, когда здесь с бабушкой жила. Еще девчонкой.

— Надо же, вот не думала, что такие и тогда уже выпускали, — она села и открыла клавиши. — Расстроено, видно, давно никто им не занимался. Жаль!

Настя перевела взгляд на дверь в комнату Нины Ивановны. Андрей не стал дожидаться продолжения осмотра квартиры. Он взял Настю за руку, привлек к себе, обнял и начал покрывать ее лицо и шею поцелуями. Девушка скрестила руки на его затылке… Через несколько минут они уже были в постели. «Судя по всему, на даче она загорает без верха», — промелькнуло в голове у Андрея, когда он освободил Настю от лифчика. «А до этого наша раскрепощенность еще не дошла», — решил он, стянув с нее трусики и обнаружив белую попу…

Два раза получив долгожданное удовольствие, но все равно ощущая «подъем жизненных сил», Мирошкин решил не быть эгоистом и поэкспериментировать — выбрать позу, в которой Насте будет максимально комфортно. Ему очень хотелось, чтобы и она «кончила». Девушка, возбужденная его ласками, с энтузиазмом поддержала изыскания любовника. В результате, с час проскрипев диваном, они установили, что ей нравится быть сверху. Девушку даже не нужно было учить правильно двигаться — она интуитивно почувствовала, как все надо делать. В какой-то момент Мирошкину показалось, что партнерша близка к достижению оргазма — лицо у Насти стало сосредоточенным, она закрыла глаза, а движения начала производить во все более ускоряющемся темпе — еще несколько мгновений и… И тут вдруг у Костюк из носа пошла кровь. Такого Андрей никак не ожидал. Соскочив на пол, Настя, высоко закинув голову и прижимая к носу тыльную сторону ладони, устремилась в ванную. Мирошкин поспешил за ней. Встав за склонившейся к крану девушкой, он попытался было давать советы, но Настя энергичными движениями руки велела Андрею удалиться. Вскоре она, с красным после умывания лицом, появилась в комнате. Теперь уже успокоенный Мирошкин, убедившись, что все в порядке, направился в душ. Сексуальная жизнь на сегодня была таким образом прервана.

Выйдя из ванной, Андрей сразу пошел на кухню за шампанским, а когда появился в комнате с бутылкой, фужерами и вопросом «Ну, как ты?», обнаружил, что Насти не было. Он сначала подумал, что она ушла, метнулся к двери, но вовремя заметил ее одежду, брошенную на стул. Не голая же она выскочила! «Ты где?» — услышал Андрей и с ужасом обнаружил, что дверь в комнату Нины Ивановны открыта. Настя оказалась там. Она сидела на хозяйкином диване, завернувшись в простыню, и листала какую-то книгу. «Вот черт, — сообразил Мирошкин, — эта старая дура уехала на дачу, а дверь в комнату забыла запереть. А я даже за все месяцы не подошел и не подергал. Думал — закрыто. Да мне и ни к чему. Ну, все к лучшему — было бы странно, что бабушка запирает дверь от внука». Он с любопытством огляделся. Действительно интересно — за все годы он толком не рассмотрел здешнюю обстановку — пока Нина Ивановна жила в Москве, они в основном общались на кухне, повода заходить в ее комнату у него не было. «А что ты взяла посмотреть», — Мирошкин протянул руку к книге, которую листала Настя, и похолодел. Это было «Княжество Тверское» Эккехарда Клюга. В глазах у девушки он прочел смущение.

— Извини, Андрюша, тебя долго не было, я решила посмотреть твои книжки. А эта такая толстая и красивая. Я ее взяла, а потом пошла поглядеть, что у вас во второй комнате. Я книгу только-только открыла. Еще ничего не успела прочитать. А что это за стихи?

— Их написала одна девушка.

— Можно я почитаю?

— Читай, — отказывать было глупо, да и не такая это ценность, чтобы таить. Он открыл шампанское, разлил по фужерам, повернулся к Насте и увидел, как крупные слезы катятся по девичьим щекам. В голове мелькнуло: «Опять кровь и сопли. У нее теперь, что же, войдет в привычку рыдать после каждого траха?»

— Настенька, что с тобой, милая?

— Кто эта девушка?

— Господи, да никто. Так, одна…

— Что у тебя с ней было?

— Ничего серьезного… В общем, непродолжительный роман. Ну, что тебя еще интересует? Это моя последняя…

«Каждый раз я бью рекорды по сказанным глупостям. Что это со мной. Наверное, одичал за время написания диплома».

— «Последняя»!!! — в голосе Костюк послышалось раздражение. — И это все, что ты можешь о ней сказать? С тобой встречалась замечательная девушка, писала стихи. А ты?! Ты не оценил ее. И долго вы встречались? Наверное, долго — сколько она тебе успела написать!

— Несколько месяцев. И она была нехорошая девушка.

Последнее замечание Костюк пропустила мимо ушей.

— Несколько месяцев. А потом? Что с ней стало потом?

Мирошкин вспомнил, как несколько дней назад видел из

окна Лаврову, возвращавшуюся домой в сопровождении очередного молодого человека, уже третьего с момента их расставания. «Вишь какая, — подумал он тогда. — И отсутствие зубов не помеха. Вставила небось. А может, и так… Без зубов у мужиков отсасывать удобнее». «Эх, ничего-то ты, Настенька, не понимаешь, вот Лаврова, найди она твои стихи, не стала бы проявлять чувство женской солидарности», — это Мирошкин подумал теперь, глядя на Костюк.

— С ней все в порядке, — сказал он вслух.

— Конечно, в порядке! Попользовался и бросил. Все вы так! — слезы потекли сильнее, и Настя опять удалилась в ванную, прихватив по дороге свое платье.

Вернулась она скоро и одетая. Полезла в сумку.

— Я пойду покурить.

— Ты куришь?

— Иногда. Балуюсь. Но сейчас хочется.

— Кури на балконе.

— Нет, я хочу выйти на лестницу.

Хлопнула дверь. Мирошкин бросился одеваться. Он нашел Настю на площадке между четвертым и пятым этажами. Она курила под очередным глубокомысленным выводом, начертанным на стене тем же философом, что исписал стены у входа в квартиру Игнатовой:

«Курение — смерть,

Смерть — это сон,

Сон — это здоровье,

Вывод: курите на здоровье!»

Костюк плакала. «А она истеричная», — Мирошкин неодобрительно покосился на дрожавшую между пальцами девушки сигарету. Он обнял Настю, и она смогла выплакаться в его грудь. «Да, местные надолго запомнят ее посещение этого дома», — думал Андрей, мечтая о том, чтобы никто не вышел из своей квартиры. Пронесло. Настя наконец подняла на него свои красные, оставшиеся без туши глаза с белесыми ресницами и вытерла их руками. «Ой, какой кошмар, — произнесла девушка (она явно приходила в себя). — Прости, пожалуйста, я не знаю, что это вдруг на меня нашло». Облегченно вздохнув, Мирошкин увел ее в квартиру. Здесь они выпили шампанского, и Настя заторопилась домой. Мирошкин взглянул на часы — почти шесть. Да, время быстро пролетело. Проводив Костюк домой, он вернулся только к девяти. Его одолевали тяжелые думы: «Неужели все? Но почему? Чем я ее обидел? Или дело вообще не во мне, а в ней самой?» Внезапно осенило: «Все из-за этого старого хрена из дома отдыха, за которым она бегала». Он набрал ее номер.