Сергей Павлов - Мягкие зеркала

Толчок в спину был неожиданный, сильный: взмахнув руками, Андрей ударился грудью о штангу захвата, чувствительно «достал» носом стекло гермошлема, выронил сварочный пистолет. Успел заметить метнувшийся в сторону ярко-зеленый отблеск. Что за черт!.. В ошеломлении он постоял, ничего не видя во мраке. Наконец спохватился, включил наплечные фары и обернулся – настолько быстро и резко, насколько это можно было сделать в скафандре с прилипшими к палубе геккорингами подошв. Свет фар, лизнув по пути ступоход «Казаранга», канул в прямоугольную пропасть. Ничего подозрительного сзади не было. Сзади вообще ничего не было, кроме распахнутого в Пространство горизонтально-щелевого выхода из вакуум-створа. Черный, как африканская ночь, прямоугольный кусок Внеземелья с невзрачным созвездием Девы. Самая яркая точка созвездия – голубовато-белая Спика, звезда навигаторов...

Андрей подвигался, высвечивая вдоль и поперек помещение вакуум-створа – изрядно помятое металлопокрытие палубы, обшарпанные стены, трубопроводы пневмокоммуникаций, телескопические штанги двух манипуляторов захвата, округлый корпус драккара с высокой кормой. Ступоходы драккара сложены на паучий манер – коленными шарнирами кверху. Нет, что за чушь в самом деле – пинок в спину и отблеск!. Странный отблеск – словно бы перед носом шевельнули зеркальную дверь с зелеными катафотами.

Он выключил фары и наклонился немного вперед, копируя прежнюю позу ради эксперимента. Подождал. В темноте догорал остывающий шов на штанге захвата. Эксперимент не удался: темнота и спокойствие. Ни ударов в спину, ни отблесков... «Ну хорошо, – подумал Андрей, – отблеск мне просто привиделся. Обмануться глазами – куда ни шло. Но обмануться спиной!..»

– Как дела, шкип? – спросил шлемофон голосом Аганна.

Андрей, продолжая осмысливать ситуацию, ответил:

– Порядок. Великолепный вид за созвездие Девы. Попутно провел визуальное наблюдение Спики.

– Случилось что-нибудь? – настаивал Меф.

– В темноте всегда опасаешься, как бы чего-нибудь не случилось.

– Светильники пробовал?

– Ты мог бы припомнить, когда они светили у тебя в последний раз?

Шлемофон промолчал. Андрей представил себе, как Аганн стоит там, у пульта, вытирает свои веснушчатые руки.

– Давай воспользуемся фарами «Казаранга», – предложил Меф. – Все равно мне надо выводить его перед тобой на рысистые испытания.

Андрей осветил «Казаранга». Н-да... Конек-горбунок. С грацией машины Уатта. Или паровоза Черепанова. Шевельнулось слабое подозрение... Он осмотрел носовую часть лыжеобразно загнутого кверху днища, круглые копыта ступоходов с щетиной геккорингов я втянутыми в пазы крючьями когтей, глянцево-серый пузырь керамлитового блистера кабины. Задержал взгляд на отверстии шлюза с торчащим из него кончиком щупальца втянутого в корпус гибкого манипулятора.

– Меф, кроме обогрева, на борту катера что-нибудь включено?

– Нет. Катер на полуконсервации. Давай подведем к нему шланги заправки и кабель дистанционного контроля.

– Номера шлангов и кабеля?

– С восьмого по десятый.

– Понял. Будь на приеме.

Андрей поковылял в обход «Казаранга». Настороженно, с оглядкой. Странное ощущение, будто пинок в спину должен вот-вот повториться, не покидало его, хотя было ясно: катер здесь ни при чем. Устаревшие флаинг-машины такого типа были знакомы ему еще со времени курсантской летной практики, и теперь, иногда натыкаясь из них, он ничего, кроме жалости, к ним не испытывал. Подозревать «Казаранга» в способности к самопроизвольным действиям не было оснований. Абсурд. Это все равно что опасаться пинка от кухонном холодильника. Впрочем, здешние холодильники тоже не бек греха...

Лучи фар осветили участок стены, сплошь утыканный короткими хоботами вакуум-гифов. На одном из хоботов висел утерянный сварочный пистолет. Андрей нашел гифы под нужными номерами я потянул на себя концы шлангов и кабеля, для удобства собрав як в пучок. Экономным усилием отрывая геккоринги от металлонастила, раскачиваясь я мысленно поругивая невесомость, с крутым наклоном тела вперед поволок эту связку к драккару. Как волжский бурлак на поразительной картине Илья Ефимовича Репина.

– Готово, кэп! – сообщил он Мефу и для порядка подергал крепежные муфты разъемов. – Я отойду, пожалуй, немного в сторонку, а ты заставь эту музейную редкость выпрямить ноги.

– Понял, шкип. После заправки дашь звуковой пароль для контакта. Командовать катером будешь сам.

Андрей отковылял ж внешнему краю палубы на выходе из вакуум-створа. Край обрывался в звездно-черную пустоту. На нем сохранились две секция поручней (было же время: в вакуум-створах делали поручни!). Сохранилась я надпись по краю медной наклепкой: АНАРДА. Танкер класса «дальний-АН», последний из танкеров-ветеранов знаменитой юпитерианской флотилии.. Решение снять его с транспланетных линий опоздало лет этак на десять.

Глядя на звезды, Андрей внезапно нашел объяснение удару в спину: газовый метеорит! Простота объяснения неприятно его поразила. Медленно соображаем, шкип, все данные для догадки были, что называется, под рукой. А главное, была «под рукой» прямоугольная пасть вакуум-створа, открытая в ледяную тьму. Комочки смерзшегося газа с замысловатыми траекториями скоростных миграций не редкость в лунных системах Дальнего Внеземелья.

Внизу (если смотреть с края палубы) звездно-черная пропасть резко переходила в угольно-черную, совершенно беззвездную бездну. Провал в распахнутом мире звезд, овеществленный образ самой Бесконечности... С трудом осознаешь, что дело обстоит как раз наоборот: перед глазами всего лишь большая заслонка – ночное полушарие ледяного Япета (вдобавок погруженное в конус тени Сатурна). Недаром философски настроенный персонаж «Махабхараты» Ману сказал: «Запредельное, То, Самосущее образа не принимает». А жаль. Иллюзия овеществленного образа Бесконечности – одна из самых редчайших и впечатляющих.

Взмах ногой между стойками поручней – из палубного клюза выскользнул, развернувшись словно змея, страховочный фал. Андрей поймал концевой карабин, выключил фары и, защелкнув карабин на поясном кольце, плавным толчком катапультировал себя из вакуум-створа наружу; непроизвольно втянул голову в плечи, ошарашенный многоголосым треском в шлемофоне.

Глаза слепил зеленый бортовой огонь, облицовка борта едва угадывалась во мраке, а шлемофон разливался пронзительно-певучим стрекотом: объединенный хор миллиардной, по меньшей мере, армии цикад. Он попытался вообразить, откуда здесь, на задворках Сатурн-системы может распространяться в эфире такое мощное радиострекотание. Пожал плечами, насколько это позволил сделать скафандр. Многоголосый стрекот был скорее забавен, чем неприятен.