Шамиль Идиатуллин - Бывшая Ленина

– А я понять не могу, чего не хватает. Космонавтов проехали, сообразила наконец. Тут всегда собаки валяются, кошки бродят, потому что теплоцентраль и столовые рядом. Я по Космонавтов на фоно три раз в неделю ходила, с собой вечно таскала им шкурки и всякое там, подкармливала. А сейчас ни одной, пустая площадь.

– И голубей нет, – сказал Артем, не отрываясь от своего окна. – Как в двенадцатом, что ли, помните, хрень какая-то была, вдруг раз – и все голуби исчезли, воробьи тоже. На неделю синицы прилетели, но их вороны то ли прогнали, то ли сожрали.

– Да ладно ужасы рассказывать, не было такого, – неуверенно сказала Полинка.

Артем пожал плечами.

– По зиме что-то, после новогодних сразу. Потом появились. А сейчас, смотри, ни голубей, ни воробьев, ни синиц. Пара ворон давеча пролетела, и все. Как после атомной войны.

– А чего им здесь, – сказала Машка. – Они там все.

Они и впрямь были все там.

Свалка наступала поэтапно: минут через десять после того, как «Дастер» Машки проскочил поселок Северный, миновал перечеркнутый указатель и притопил вдоль удивительно зеленой полосы, вонь резко усилилась, будто стёкла по щелчку утратили непроницаемость. Еще через несколько минут трава и кустарники вдоль дороги стали жухнуть и тускнеть, словно рядом с пожарищем. «Дастер» резко сбросил ход и затрясся: дорога испортилась и вскоре умерла, раскинувшись широченной неровной площадкой, усыпанной грязным гравием. На площадке произвольными кучками сидели сытые голуби. Тучи голубей и ворон несколькими горизонтами болтались дальше, над кучами, холмами и хребтами, между неровными столбами серого дыма. За площадкой начиналась свалка.

Экипаж «Дастера» почти синхронно матернулся и полез за респираторами. Полинка выволокла из кармана еще и лыжные очки. Ну-ну.

– Я дальше не поеду, – гнусаво предупредила Машка, укутывая дреды в болоньевую косынку. – Потом хер отмоешь, только сжечь.

Иван, кивнув, сказал:

– Вон там встань, чтобы, если мусорки из Сарасовска подъедут, не мешать.

– Они к обеду и к четырем обычно приезжают, – напомнил Артем. – Не до четырех же нам тут.

– Это нам так говорят, – сказал Иван. – А как и когда они на самом деле приезжают, сколько привозят и откуда – кто ж знает-то.

– Ну вот заодно… – согласился Артем. – Я, короче, тут тогда пройдусь, привязку сделаю, потом догоню.

Он поправил арафатку, подхватил кофр с аппаратурой, открыл дверцу, еще раз выругался и пошел вдоль заброшенных бытовок давно съехавших строителей и охранников к самой дальней куче слева, хотя бы обозначенной проволочным забором, за который, впрочем, щупальца мусора просочились давно и с размахом. Справа свалка, кажется, не ограничивалась ничем, теряясь в сиротливо выглядящей лесопосадке. И впереди, похоже, не знала преград либо завершения.

Иван очень хотел верить, что, когда Артем снимет все мерки и с помощью своих хитроумных приборов, визиров, дронов нарисует точную карту полигона «Новая жизнь» во всех проекциях, это позволит не только определить размер, объем и вес скопившегося мусора, но, главное, поверить, что размеры, объемы и веса конечны и, значит, поддаются переработке или хотя бы вывозу.

Покамест не верилось.

Иван с тоской вгляделся в неровные склоны. Глаз, с омерзением спотыкаясь то на изгаженной бочине холодильника, то на связке ярко-алых пластиковых мешков, то на цепочке крыс, деловито переваливающих через микрохребет, уткнулся в ближайший дымный столб. Ориентир не хуже других.

Дорога была вполне отчетливой и незахламленной, в две полосы с глубокими колеями, туда и обратно. Мусор вдоль полос был разбросан или утоптан, чтобы не цеплять борта грузовиков, и хорошо проветрен. Оттого было заметно, насколько он стар: мелькали то обложки древних журналов с нелепыми названиями типа «Блокнот агитатора», то раздавленные куклы добарбьего совкового периода. Смрад был тоже хтонически древним, плотным, едким и доводящим до отчаяния. Не хотелось ни бодриться, ни вспоминать анекдот про жопу Горыныча. Хотелось бессильно опасть и сдохнуть посреди этой токсичной Джомолунгмы, никому не нужной и никому не подвластной.

Куда мы лезем, подумал Иван с туповатым отчаянием, хитро зарифмованным с воплями ворон, которые не замолкали ни на полсекунды. Ка-ар, ка, ка, ка-ка-ка, ка-а-а-ар – вот сейчас будет пауза, – кар! Это невозможно ни разгрести, ни выжечь, тут адские мегатонны, ни напалм, ни атомная бомба не справятся.

Иван покосился на Машку с Полинкой. Вряд ли их мысли отличались. Бытие определяет сознание, а если вместо бытия мусор, то и вместо сознания ничего, кроме мусора, быть не может.

– Лиса, что ли? – сказала Машка равнодушно.

Полинка остановилась, оттянула на резинке и попыталась протереть платком запотевшие изнутри лыжные очки, в итоге сорвала их и сунула в карман, а протерла под глазами, не отрывая взгляда от кучи, на которую указала Машка.

– Не, собака, хвост хилый для лисы, – сказала она неуверенно и тут же согласилась: – Или лиса. Облезла просто, а так похожа. А собаки вон стоят. Боятся, что ли.

Иван посмотрел на кучу, хотел сказать что-нибудь авторитетное, что собаки, наоборот, должны лису гонять или что в это время года у лисы окрас уже другой, но не обнаружил в себе ни знаний, ни авторитета, ни способности говорить или всматриваться. В другое-то время и в любом другом месте верткая рыжая тварь с острой мордой и заметным хвостом стала бы поводом и для долгой беседы, и для фотосессии, и, может, даже для погони. А теперь никто и не подумал полезть за телефоном – даже когда к лисе подтянулась вторая, откровенная лиса-лиса, ну или лис, рыжий, здоровенный и чумазый. Зверюги, будто перебросившись неслышными репликами, на миг застыли, глядя на людей, потом незаметно перетекли в стандартный для себя режим проворного шныряния и скрылись из глаз.

– Они же бешенство переносят, да? – спросила Полинка.

– Пошли, – сказал Иван, с неудовольствием обнаружив, что, как и девочки, стоит, уставившись на далекий мусорный гребень, увенчанный обкусанной панелью из некогда лакированной ДСП, с которой свисает длинная грязная тряпка. Как флаг чумного барака.

Они пошли, и шли еще долго, тупея с каждым шагом от сгущения смрада, вороньего грая и растущего отчаяния. Ивана, по крайней мере, оно утопило и уволокло на вязкое дно безнадеги, от которого не могли оторвать вялые размышления про «Где лисы – там и волки, и даже медведи». Выйдем на медведя – что делать-то будем? Тогда хоть, поди, сфоткаем. Хорошее завершение фотогалереи – половина успеха. Особенно если другой половины не светит.

Иван споткнулся и чуть не полетел изумленным лицом в колею: из-за груды мусора легко вынырнул человек и зашагал, словно показывая путь к кострищу. Иван огляделся, убедился, что девочки тоже это заметили и замедлили шаг, и сам зашагал потише. Человек потихоньку отрывался. Это определенно не был Артем, как от неожиданности едва не решил Иван. Рост и тональность одежды были сопоставимыми, но этот сутулился, был поуже, изгажен и одет как бомж. Очевидно, бомжом он и был. Нет, не так. Бомж – он без определенного места жительства, а этот определенно жил здесь. Так бывает, что ли? Безумие.