Шамиль Идиатуллин - Бывшая Ленина

Он ухмыльнулся на словах про ответственность, возложенную на начальника УВД, но ухмылка тут же превратилась в скрытый респиратором оскал: чуть поодаль от чтицы и впрямь стояли, внимательно слушали и не думали протестовать несколько полицейских офицеров.

Салтыков продавился обратно к Тимуру, вытащил его за локоток на свободное место и осведомился:

– Мы когда должны были с мэрией все порешать?

– На следующей неделе, – спокойно ответил Тимур. – Как только получим итоговые установки, в том числе по представителю мэрии. Они же сами еще не в курсах, кто тут остался.

Салтыков кивнул в сторону тетки:

– Эти зато в курсах – вон, и постановления подписывают, и публичку ведут, и менты при деле. Это как вообще?

Тимур аккуратно сплюнул и спросил:

– Новый центр силы у нас, Георгий Никитич?

– А х-х… – начал Салтыков, огляделся и поправился: – Похоже.

В толпе невнятным перекатом металлических кубов зарокотал мегафон. К подъездной дороге торопливо, будто выталкиваемые невыносимыми звуками, потянулись молодые в основном люди. Некоторые на ходу лезли по карманам. Водители, понял Салтыков, будут дорогу для грузовиков освобождать.

Догадка оказалась верной: через минуту толпа расступилась морем Египетским пред народом Моисея, и избранный народ в облике недлинного каравана из почти десятка малооранжевых под слоем грязи «КамАЗов» тронулся в обратный путь, обдавая гонителей рыком, скрежетом коробок передач, вонью и толстыми струями черных и серых выхлопов. Никто не бибикал и давить обидчиков не пытался. То ли впрямь испугались и сломались, то ли замыслили что, подумал Салтыков.

– Они ж до ближайшего леска – и там сбросят, – предположил Тимур.

– Это вряд ли, – отметил Салтыков.

Тимур кивнул: сам увидел, как в начало колонны пристраивается машина ДПС, а вторая, полыхая маячком, ждет, чтобы замкнуть цепочку.

– До границы округа проводят, умно, – сказал Тимур. – А нам, возвращаясь к нашим, чего делать?

– В смысле?

– В частности, как быть с мэрией, со всем планом следующей недели, с инициативами по свалке и так далее, и в целом по доверителю?

– Работаем, братья.

Тимур поморщился, Салтыков на миг оттянул респиратор, показывая, что просит пардону, и продолжил:

– То есть понятно, что инициативы пересматриваем, с мэрией, может, сейчас открытую конфронтацию разыгрываем, это даже удобней.

– А вот это живое творчество масс нас не пугает? И не напоминает ничего, да? Веселые креаклы, тыща человек ниоткуда слаженным маршем, менты на подхвате, мэрия на подпевках – и мы вообще не знаем интересанта. Слушайте, это даже не «Мы были на Болотной и придем еще», это прям площадь Тахрир, власть упала в руки толпы и все вот это.

– Отставить истерику, – почти добродушно процитировал Салтыков, однако еще раз демонстративно оттягивать респиратор не стал, больно уж воняло – да он и не улыбался больше. – Тимур, ты чего сепетишь-то? Ну обосрались мы слегка, ну прощелкали третью силу…

– Вторую, – почти беззвучно сказал Тимур.

– Разница-то, пусть вторую…

Тимур обозначил в режиме «мьют»:

– Или первую.

Салтыков некоторое время молча смотрел на него. Тимур поднял руки и покивал, демонстрируя готовность нести любое наказание в любую сторону. Салтыков, крутнув головой, сказал вполголоса:

– Тимур, ты совсем-то не подрывайся. Это Чупов. Первая сила, десятая, хоть семьсот сорок вприсядку – что они тут придумают, тем более сделают? Карго-культ демократического процесса, народные выборы из говна и палок?

– О, наш лозунг – «Мы их недооценили и недооценим еще»?

– Э-э. Несмотря на свой стокгольмский синдром человека, поработавшего здесь, вынужден открыть тебе глаза. Тебе кажется, что если местные выглядят, одеваются и говорят как нормальные люди, то они нормальные люди. Это ошибка. Тимур, они быдло, обычное российское. Ты уж поверь. Слушай, может, двинем уже, а? Сил моих нет уже тут нюхать.

Тимур, переступая, как умелый танцор, медленно повернулся вокруг оси, старательно разглядывая все вокруг, вернулся глазами к Салтыкову и показал, что продолжает внимательно слушать. Салтыков понизил голос, не беспокоясь, что Тимур не услышит. Захочет – услышит.

– Хочешь здесь – давай здесь. Бывает случайный выбор места и неизбежный. Деревни появляются, где жить и работать проще, а город – где проще приезжать, удобней делать и торговать, легче вывозить. Чупов построили, потому что завод. Деревень тут и не было, считай, – значит, человеку жить здесь неудобно и не надо. Завод закрыли – нужда в городе отпала. Двести лет назад города бы не осталось, а теперь людей удержали две вещи, не существовавшие раньше. Первое – инерция. Она очень странная, потому что деды-бабки почти никого из живущих здесь не жили.

– Так это везде так. Даже в Москве вон после революции жили близко не те люди, что десятью годами раньше, и близко не те, что двадцатью годами позже, и так каждые тридцать лет, чего про остальные города говорить. Этим они как раз и отличаются от деревень.

– Я про наоборот, но не суть. Нет, сил нет, ты как хочешь, а я поехал.

– Такси свободных нет, еще пятнадцать минут ждать. Я заказал.

– Однако. И все сюда едут, да? Помойка как центр городской жизни. Ладно, о чем я? А, вторая вещь. Это дороговизна жилья и неразвитость рынка труда, с двух сторон: не очень широкий спектр интересных предложений и не слишком широкий спектр хороших специалистов. Только поэтому город остался и даже немножко подрос. Но он не нужен – в смысле, не нужен как несколько тысяч домов с семьюдесятью тысячами жителей. Зато нужен как идеальная свалка. Место для отходов.

– Отхожее место, – добавил Тимур, кивнул и еще добавил: – Чтобы, значит, тихо отходили.

Салтыков пожал плечами.

– Если угодно. Свалку уже никуда не денешь, а вот нарастить можно.

– Георгий Никитич, я с пониманием и пофиг как бы, одно но: вслух это как сказать? И, главное, как с этим побеждать?

– А мы не с этим будем побеждать. А это будем считать неназываемой задачей будущего. И идти к ее решению. Шаг за шагом. Нам, кстати, уже помогают.

Салтыков кивнул на въезд в свалку, где активисты продолжали интенсивно и без видимого централизованного воздействия общаться друг с другом. Тимур изобразил вежливое удивление. Салтыков пояснил:

– Эти не знаю кто обосрались гораздо сильнее нас, чтобы ты понимал, своим фальстартом. Им бы за месяц до выборов вылезти, да с таким уровнем подготовки, что и менты заряжены, и муниципалы, – всё, въехали бы на белом коне в Кремль. Нет, они сейчас рисанулись, вышли на пик формы – а дальше только под горку. До сентября на таком кураже не дотянут, расплескают, а новых козырей у них нет, новой повестки нет, новой тактики нет.