Маша Трауб - Лишние дети

Помощница, привезя обед, не стала раскладывать еду по тарелкам, а бесцеремонно растолкала спящую тетю Катю и заявила строго:

– У вас в группе воняет! Вы что, совсем уже? Не чувствуете?

Тетя Катя, положив под язык таблетку, смотрела на девушку, которая над ней склонилась и кричала ей чуть ли не в ухо. Наверное, нянечка не помнила, что Люськи уже нет, а есть новая девушка.

– Ты кто такая? – строго спросила тетя Катя.

– Кто надо! – не растерялась девушка. – У вас что, насморк? Вонь стоит! Дети же этим дышат!

– Твое какое дело? – рявкнула тетя Катя.

Но новая Люська подошла к аквариуму и уставилась в ужасе на наше кладбище.

– Ну вы даете! – сказала она. – Совсем уже! А вы что? Сказать не могли? – обратилась девушка к нам, детям.

Мы, естественно, молчали.

Новая Люська взяла аквариум и потащила его в ванную. Тетя Катя пошла за ней.

– Не, ну вы нормальная вообще? – орала девушка. – Сколько у вас это тухнет?

– Я думала, из туалета воняет. Что трубы опять засорились, – сказала в свое оправдание тетя Катя.

– Ага, трубы, конечно! Давайте мойте! И туалет! Вон, даже раковина у вас грязная! Развели тут срач. Я пойду детей кормить, – велела новая помощница поварихи.

Как ни странно, тетя Катя подчинилась без возражений.

– А тут кто жил? – Новая Люська рассматривала аквариум, в котором жила черепаха. – Дети, кто жил в этом аквариуме?

– Черепаха, – ответил Стасик.

– Черепаха тоже умерла, и вы боялись сказать? – рассердилась новая Люська. – Ну как же так можно?

Она взяла и этот аквариум и потащила в ванную. Мы все слышали, как помощница орала на тетю Катю, которая «засрала» группу.

Я была равнодушна к черепахам, поэтому не сразу заметила, что и второй аквариум пустует.

– А где черепаха? – спросила я у Стасика.

– Светка ее домой хотела забрать, – ответил он.

Я подошла к Светкиному шкафчику и открыла. На верхней полке лежала черепаха. Я потрогала панцирь, но черепаха не вылезла. Я еще раз ткнула панцирь в той стороне, где вроде бы должна находиться голова, но черепаха не отреагировала. Видимо, сдохла, как и рыбки.

– У Светки в шкафчике черепаха. Дохлая, – сообщила я Стасику. – Наверное, она хотела домой ее унести, но не успела, потому что заболела. И что теперь делать? Если черепаху найдут, Светку накажут за то, что она ее в шкафчик положила. Может, забрать и выбросить на помойку?

– Лучше похоронить. Она же была живая, а живых хоронят, а не выбрасывают, как мусор, – сказал Стасик.

Мы со Стасиком похоронили черепаху за верандой. Сверху я положила несколько камней и веток, чтобы не забыть точное место. Так за детской верандой у нас образовалось свое собственное кладбище.

Оба аквариума перенесли в кладовку. Я подходила к пустующей тумбочке и думала о том, что Мити нет. Он никогда не узнает, что его рыбки и черепаха сдохли. Но и плохо, что его нет, тогда бы никто не умер. Я не жалела ни рыбок, ни черепаху. Я скучала по Мите. Да, у меня был друг – Стасик, но он никогда не смеялся просто так, без видимой причины, не умел придумывать истории и никогда не смог бы сделать так, как однажды сделал Митя.

Это произошло еще до того, как меня стали подкармливать тетя Света и тетя Роза. Мне было плохо, в животе урчало так, что я только эти звуки и слышала. Из-за голода у меня болела голова, и я чувствовала слабость, будто из меня выкачали все силы. Я еле ходила и с трудом сдерживала слезы. Плакать хотелось по любому поводу. Мама тогда часто задерживалась допоздна на работе, и об ужине я могла только мечтать. Мама приходила, когда я уже лежала в кровати и должна была спать. Но я не могла из-за саднящего чувства голода. Я все время хотела есть. Думала только о еде. Мама видела, что в холодильнике пусто, но у нее были проблемы на работе, и она даже в магазин не успевала зайти. Я долго держалась, честно. Сколько могла. Но голод оказался сильнее моей силы воли, и я начала воровать хлеб во время завтраков, обедов и ужинов в садике. Елена Ивановна выдавала нам по куску, но хлеб ели не все и на общей тарелке всегда что-то оставалось. Эти кусочки я и стала забирать. Прятала в карман куртки, чтобы пожевать на улице. Или оставляла в шкафчике, а потом забирала домой. Я тайком грызла корочку на прогулке, когда ко мне подошел Митя и спокойно забрал у меня хлеб. Я остолбенела – не ожидала, что кто-то заберет мою горбушку. Тем более Митя. Он вообще никогда не ел хлеба, я видела. Митя улыбнулся, взял меня за руку, поднял ее параллельно земле и раскрошил на рукав хлеб.

– Держи ровно, – велел он.

Я хотела спросить, не сошел ли он с ума, но стояла, вытянув руку, и ждала, что произойдет дальше. Тут же не пойми откуда появились птицы, сели мне на руку и начали клевать хлеб.

– Подними вторую руку, – велел Митя, и я послушалась.

Он докрошил остатки хлеба, стоял за моей спиной и держал мои руки, чтобы я не дергалась и птицам было удобнее клевать. Я чувствовала себя похожей на огородное пугало, которое не отпугивает, а привлекает птиц. И была совершенно счастлива. Такого острого счастья я еще не испытывала и в тот момент поняла, почему можно улыбаться просто так. Глядя на клюющих хлеб птиц. Этот момент удивительного спокойствия я запомнила. Остро, на всю жизнь. Как самое счастливое мгновение. Когда мне становилось страшно, больно или обидно, я закрывала глаза и вспоминала, как птицы садились мне на руки и клевали крошки. Потом, уже после ухода Мити из садика, я пыталась повторить этот трюк, но у меня не получилось. Птицы не прилетели. Наверное, Митя знал птичий язык или какой-то секрет. С Митей ушло мое счастье. Я не знала, смогу ли я еще когда-нибудь ощутить нечто подобное.

Несмотря на трупы рыбок в аквариуме, исчезнувшую черепаху, происшествие с Митей, скандал, который устроила заведующей Светкина бабушка, крики новой Люськи, тетя Катя как сидела на своем стуле, так и продолжала сидеть. Каждое утро, заходя в группу, я мечтала не увидеть ее на привычном месте, но дни шли, а нянечка все еще оставалась в роли нашей воспитательницы. Наверное, мы и вправду были какой-то проклятой группой, в которую никто не хотел идти работать. Мы стали детьми, которые никому не нужны – ни родителям, ни воспитателям. На нас махнули рукой. Никто не готовил нас к школе, все занятия были заброшены. Только Флора Лориковна не оставляла попыток хоть как-то нас образовывать. Мы не готовились к выпускному утреннику, не учили слова и не репетировали, как все остальные группы. Флора Лориковна рассказывала нам про композиторов, заставляла учить ноты, рисовать скрипичный и басовый ключи и ставила пластинки с записями музыкальных произведений. Флора Лориковна рассказывала нам про музыкальные жанры и даже разрешала подойти к инструменту и нажать на клавишу. Мы любили эти уроки, бежали в музыкальный класс раньше положенного времени и задерживались там при малейшей возможности. Больше никому до нас не было никакого дела. На прогулках мы тоже оставались предоставлены сами себе, без всякого пригляда. Удивительно, но никто не сломал себе руку или ногу, мы старались быть предельно аккуратными. Из страха. Если бы кто-то упал, тетя Катя этого даже не заметила бы. Но нет, оказалось, что не все равно не только Флоре Лориковне. Новая Люська стала опекать нашу группу. Привозя завтрак, она первым делом открывала окна и проветривала помещение. Она же отправляла нас мыть руки перед едой.