Лана Черная - В плену

Кое-как добравшись до аптеки, я вспоминаю, что скоро должны быть критические дни, а у меня нет ничего на этой случай, и меня вдруг осеняет, что все сроки уже вышли. И у меня банальная задержка. Задыхаясь морозным воздухом, вхожу в аптеку, выстаиваю в очереди и, дождавшись, пока в помещении не останется ни одного покупателя, покупаю штук пять разных тестов. Дома все как один показывают две полоски. А мне становится смешно. До слез и истерики, до новых приступов рвоты. А потом захотелось позвонить Марку, сообщить радостную новость. Останавливает одно: я выставила его из своей жизни. Впрочем, ему сейчас наверняка не до меня. Ловит своего преступника на живца.

Он сделал все, чтобы я ушла сама. И даже не попытался меня остановить, потому что по правилам его игры я должна была уйти. Чтобы жить, кажется, так он сказал. И я не стала его разочаровывать: ушла, старательно вымеряя каждый шаг, чтобы не упасть. Не сойти с ума. Потому что стоило остановиться, стоило обернуться и увидеть его глаза – я бы не смогла. Наверное, умерла бы на месте от той боли, что разрывала в клочья только склеенную душу. Он сшил ее из лоскутов, разгоняя страхи и уничтожая все мои предрассудки. Сшил как куклу, чтобы одним махом сжечь в пламени своих слов.

В то утро я слонялась по выстывшему дому, не находя себе места. Даже растопить печь и то не хватало ни сил, ни желания. Проще было тулуп натянуть да валенки обуть. Ничего не ела и почти не пила. А если и выпивала стакан ледяной воды, то едва удерживала его в себе. Впрочем, именно эта ледяная вода, колыхающаяся в желудке, напоминала, что я еще жива. А хотелось просто исчезнуть. Чтобы не было меня никогда, чтобы и не рождалась вовсе. Зачем, если никому оказалась не нужна? Мама умерла. И хоть я испытала тогда неимоверное облегчение, потом мне ее до жути не хватало. И я долго считала, что она меня бросила, что ей легче было сдаться, чем бороться ради меня. Отец тогда дома почти не бывал: уходил с петухами, возвращался за полночь, пропадал в своих мастерских. Теперь вот умер и папа. Антон, за отношения с которым я хваталась как за соломинку, предал. Мне казалось, я ему нужна. Вышло, что нет. И Марку я оказалась нужна лишь наживкой. И слова о его любви, и беспокойство в черном взгляде ничего не значили. Он больше не вернется в мою жизнь. Я больше его не пущу. Так и убеждала себя, раз за разом прокручивая в голове его последние слова. Вспоминая его взгляд, в котором читалось так много эмоций и ни единой, за которую я могла бы зацепиться и не поверить ему. Он говорил правду, каждым словом воздвигая между нами бетонную стену и режа и без того кровоточащее сердце. И эта правда убивала меня медленно.

И вот спустя чертову кучу времени я сижу у камина, который я все-таки заставила себя разжечь, пью горячий чай с сушками и рассказываю всю эту чушь маленькому человечку в своем животе, и вдруг в голове отчетливо слышу голос Марка: «Я хочу, чтобы ты всегда знала – ты мне нужна. И никогда не думай, что это не так. Что бы ни случилось. Ты нужна мне».

Слова как спусковой крючок. Я выхожу из дома, за калитку, в соседний двор, где наконец появилась хозяйка и горит свет. Дверь открывают сразу, словно ждали.

– Алиса? Ты вернулась? – женщина на пороге подслеповато щурится. – А я только от сестры вернулась, гляжу, у тебя свет горит. Как раз собиралась с гостинцами…

– Я хочу знать, зачем ты приходила к Марку пять лет назад, – спрашиваю в лоб, оборвав на полуслове. – Тетя Аня! – окрикиваю, переступая ногами, в ответ на ее молчание.

– Проходи.

В ее небольшом доме тепло и уютно, но одиноко. Только сейчас замечаю ее сгорбленную спину, поседевшую голову и испещренное морщинами усталое лицо. А еще грусть в ее зеленых глазах, обычно таких веселых и задорных. Сколько себя помню, она была рядом. Лучшая мамина подруга и, как оказалось, безответно влюбленная в папу. Вот только она никогда не пыталась его отбить. Просто любила. Маму, папу и меня. Всегда была неотъемлемой частью нашей семьи.

Она выглядит подавленной. Вздыхает устало.

– Я приходила за деньгами. И нисколько не стыжусь этого. Я готова была на коленях ползать, но…

– Ему это не нужно, – перебиваю. – Ему плевать на людей. И он не дал денег, верно?

Тетя Аня кивает.

– Но не совсем, – добавляет, усаживаясь напротив. – Деньги бы все равно не помогли. Они были… потом. Но ты все равно умирала.

– Откуда? Деньги потом появились откуда?

Я однажды спросила об этом у папы, а он лишь отмахнулся: «Добрые люди помогли». Кто именно, он так и не ответил. А еще все старательно избегали темы моей травмы. Особенно Антон. Он чувствовал свою вину как будто. Приходил ненадолго, избегал смотреть мне в глаза. Пока в одно утро я не взяла его за руку и не сказала: «Ты не виноват. Хватит меня избегать». И все стало как прежде.

А он и правда не был виноват. Только я, что повелась на провокацию однокурсников, в пьяном веселье балансирующих на парапете моста. Мы отмечали выпускной, и парни бахвалились своей смелостью, красовались перед девчонками. Те восторженно замирали, испуганно ахали, когда кто-то зависал над черной гладью реки, и льнули к герою. К Антону тоже льнули подвыпившие девчонки, говоря, какой он смелый. И меня словно подтолкнуло что-то: глотнув шампанского для храбрости, скинула босоножки и вспорхнула на узкий парапет. Все замерли. А я смеялась, крича, какая я крутая у Антона. Он почти подошел, пытаясь меня снять. Но кто-то закричал: «Алиса!» – нога дрогнула, и я повалилась на асфальт. Меня накрыла боль и сизая пустота, в которой я провалялась, как потом сказал папа, двадцать восемь дней.

Тетя Аня выдергивает из воспоминаний.

– Катя нашла, но разве это важно? – горькая усмешка трогает губы.

Моя подруга нашла деньги на мое лечение и ни разу и словом не обмолвилась об этом. А теперь она ни видеть меня не желает, ни слышать. Действительно, разве это важно. Усмехаюсь.

– А что важно?

– Важно, что этот мальчик спас тебя. Он пришел, когда надежды уже не осталось. Врачи уговаривали Борю отключить тебя, а он пришел. Месяц ходил. Каждую ночь, когда тебя оставляли одну. И разговаривал с тобой. Так, будто ты отвечала. И сам оживал. Ведь когда я приходила к нему, он был мертвый. Внутри у него ничего не было, кроме боли. Вы спасли друг друга.

– А он говорит, что чуть не убил меня. Что видел, как я упала, а потом струсил, уехал.

Тетя Аня качает головой.

– Но он же вернулся.

– А я не понимаю, зачем? – спрашиваю обо всем сразу, и вряд ли тетя Аня поймет.

– В любви не бывает причин, Алиса, – отвечает она тихо, как будто понимает все, что я вложила в одно свое «зачем?». – Ты или любишь или нет. Без всяких почему.

Или любишь, или нет. Выходит, что уже тогда Марк любил меня. Но почему не признался еще тогда? И ответ напрашивается сам: в моей жизни был другой мужчина.