Диляра Тасбулатова - Мама, Колян и слово на букву «Б»

– Простоват????

– А что, он сложный? Ну, внутри?

– Ха! Это он косит под митька – на самом деле он утонченный интеллигент!

– Правда?

– А то!

– Надо присмотреться…

Один интеллигент, с которым мы познакомились на Фейсбуке, а потом вживую выпили, рассказал, что пил с маршалом Язовым.

– А теперь (похвасталась я маме), – в отсутствие Язова, пил со мной!

Мама говорит:

– А зачем ему пить с тобой после Язова? Так ведь и до Коляна можно докатиться! Начнешь с Язова, кончишь Коляном – ну или тобой, что практически одно и то же. Надо же! Пил с Язовым, потом с тобой! Ужас.

У нас был один, Валентин звали, кафель клал, помнишь, так он говорил, что с Хрущевым пил. А потом пил опять-таки с тобой… Причем вы какую-то аптеку пили: помнишь, ему плохо стало?

– Ну да, мама, ты ему еще так язвительно: «Хрущев тоже пьет календулу?»

Мама говорит:

– А он в ответ на пол рухнул. И я ему «Скорую» еще вызывала…

Мама говорит мне:

– Ты зачем ходишь с красивыми подругами? Обычно умные женщины ходят со страшными – чтобы, значит, контраст был в их пользу. Мама захихикала: – Или вот с Коляном выгодно тебе прохаживаться.

– Это почему?

– Вчера тебе вслед, когда вы с ним шли по дорожке, консьержка сказала: «Все-таки у вас дочь интеллигентнее…»

– Интеллигентная? (переспросила я).

– Нет! Сравнительная степень: интеллигентнЕЕ (сказала мама). – Ну, интеллигентнее Коляна (пояснила мама).

Ходила в магазин, встретила Коляна. Закурили. Колян говорит:

– Че, хохлы Ильича завалили?

– А то! (говорю).

– На фига он им сдался?

– А как символ беспредела…

Колян почесал в затылке.

– А он че, беспредельничал?

– Ты ж мне сам говорил, что деда с бабкой раскулачили, а мать мыкалась сиротой!

– Дык это… Давно ж было!

– Ну так с Ленина и началось.

– Ты говорила, со Сталина.

– А кто его привел в ЦК? Сталина?

– Ленин, что ли?

– Ну да.

– На подмогу типа?

– Ну типа.

– Чтобы раскулачить всех и в Сибирь?

– Ага.

– И они его только-только завалили? А мы что, не завалим? У нас в старых Химках через дорогу стоит один такой: рука вперед. Перед зданием администрации. Надо бы его завалить. Но я не могу, понимаешь? И так – ни богу свечка ни черту кочерга. Уроют меня… И так участковый цепляется. Если б всем миром, тогда другое дело… Я бы тоже поучаствовал. Но пока не могу. Но когда-нибудь завалим, как думаешь?

– Не знаю… Надеюсь…

– Ну, если ты не знаешь, с меня какой спрос? Я человек маленький – скажут – завалить, завалю, скажут…

– Воздвигнуть?

– Ну… эт самое… конечно… ты не думай… Нет! Не буду воздвигать! Хрен с ними, с деньгами, не буду!

Сказала Коляну, что вот в Америку собралась, и мне друзья советуют его с собой взять. Вопреки моим ожиданиям, Колян совершенно не обрадовался:

– На фига она мне сдалась-то? (спросил он грубо).

– Что я, мальчик, который об индейцах сказок начитался?

– Ну, потрясающая страна: огромная, величественная…

– Вранье это все! (сказал Колян сурово). – Нет никакой такой Америки, придумали ее.

– Один философ тоже так считает (имелся в виду Бодрийяр, о чем Коляну я сообщать не стала).

Дальше Колян сказал в точности то, что говорил Бодрийяр, хотя Колян вовсе как бы не философ и вообще прочитал в своей жизни максимум пятьдесят книжек (тоже немало, один знакомый ровно две прочел).

– Я ж тебе говорю – всё это враки, Америка там и тэ дэ… Это не страна, а большая декорация (Бодрийяр слово в слово так говорил). Похоже на задник в ТЮЗе, где я одно время рабочим сцены ошивался. Вроде из зала смотришь – пейзаж там, улицы, дома, а подойдешь поближе – пшик…

– Хорошо, наверно, быть европейцем? (спросил меня Колян). – А американцем еще лучше, наверно?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, идет такой европеец типа по аэропорту, я в кино видал: чистый, помытый, хорошо прикинутый, с бабой такой худой на каблуках – и никто ему не орет: давай быстрей, куды прешь?

– И?

– Потом – фигак! – заезжает на нехилой тачке с этой бабой к себе в особняк, наливает вискаря, ну и все такое… Баба, правда, кожа да кости, но все равно: красиво!

– Понимаешь, он за этот особняк платит всю жизнь, а потом еще его дети платят.

– Да ты че?

– И встает в шесть утра, и работу боится потерять.

– Ну, дела… И баба, что ли, пашет с шести утра?

– А как же! Особняк-то нужно содержать!

– А! В кино об этом ни гугу… Только тачка, вискарь, баба ниче так… Вискаря выпьет и красиво ее укладывает на койку такую широченную.

– За это все платят ежедневным тяжким трудом.

– Да ну! Тоска! Только настроение мне испортила. Я теперь, когда буду смотреть фильмы про такое, все время буду думать: щас он ее завалит то да се, плюс он выпимши, а утром в шесть – оп-па! Я вот в 12 встаю…

– Так ты счастливее!

– Да? Я и не подумал про это… И правда, на фиг мне этот особняк и эта худая в койке, если потом вставать?

Встретила как-то во дворе Коляна.

Колян говорит:

– Ты куда это вчера с мамой шла, такие обе нарядные?

– В оперу.

Колян присвистнул:

– Да ну? Я думал, туда только начальство ходит: типа начальник там газа и нефти с женой.

– Нет, почему? Не только начальство.

– И че за опера была?

– «Дон Жуан».

Колян опять присвистнул:

– Че, прям опера про ходока этого?

– Причем Моцарта самого, заметь.

– И он прям поет, как он этих баб… ну тово самого?

– Ну, не совсем. Но в принципе, да. Поет, что любит всех женщин…

Колян почесал в затылке.

Потом говорит:

– Был у нас такой, Михалыч. Ни одной юбки не пропускал. В гараже вместе трудились. Так он с вечера шары зальет и какую-нить шалаву непременно ухайдакает, а потом с утра напевает. Он мне говорил: это чтобы похмелья не было. И пел – и неплохо пел, кстати, с утра-то, когда у всех башка раскалывается. С бодуна-то… А он – пел. А этот Дон Жуан он тоже, что ли, чтобы похмелье не мучило, баб – тово?

– Не, он из принципа… Мол, че хочу, то и ворочу, и все вы мне не указ.

– Михалыч! Точно он! Он жене тоже говорил: отвяжись, мол, гусеница, че хочу, то и ворочу! Все жён боятся, а Михалыч лихой был!