Диляра Тасбулатова - Мама, Колян и слово на букву «Б»

Участковый сказал:

– Да вроде что-то праздновали, потом подрались – ну это как обычно.

– А что праздновали – день рождения Пушкина? (спросила мама на полном, между прочим, серьезе).

Участковый посмотрел на нее удивленно:

– А что, сегодня у него днюха?

Мама не поняла:

– Что-что?

– Ну, днюха, типа день рождения!

– Ну да…

И тут участковый вдруг говорит:

– Ниче не знаешь с этой работой! Даже что у Пушкина день рождения! Забываем все хорошее, традиции наши!

Мама говорит:

– Ну, вот соседи же не забыли – выпили, подрались, все как полагается!

Участковому это не понравилось. Он хмуро сказал:

– Могли бы, между прочим, ради Пушкина хотя бы не калечить друг друга… Покалечили бы в другой день… А то в его день рождения! Безобразие!

В этот же день (рождения Пушкина) зашла консьержка Рая.

Другая консьержка, Люба, ей сказала, что мы, мол, празднуем день рождения Пушкина.

Рая посмотрела на маму с уважением и сказала:

– Праздновали день рождения нашего великого поэта?

Мама сказала:

– И не только мы! Соседи снизу тоже…

Рая сказала:

– Да, это я к ним милицию вызывала… Интересно, из-за чего они подрались?

– Из-за Евгения Онегина, думаю… А может, из-за Бориса Годунова…

(Консьержка Рая, Райхан вообще-то, потрясающе не осведомленный человек, про Онегина, правда, слышала.)

– Думаю (сказала Рая), – не из-за Онегина. Зачем им Онегин? А из-за Годунова. Это кто в принципе?

– Сосед (сказала я).

– С восьмого этажа? – спросила Рая. – Борис Израилевич?

– Ага (сказала мама), – Борис Израилевич Годунов.

Рая спросила:

– А у Онегина какое отчество было?

– Тоже Израилевич (сказала мама). – У Пушкина все персонажи – Израилевичи. Даже Татьяна: Татьяна Израилевна Ларина.

Рая поняла, что тут что-то не так.

– Вы шутите? (спросила она).

– Вот уже минут десять как (сказала мама).

Рая обиделась.

– Хоть я и консьержка (сказала она, поджав губы), но что у Онегина отчество не Израилевич, точно знаю.

И ушла.

Даже отказалась чай пить.

Накануне дня рождения Пушкина по «Культуре» показали программу о нем, о нашем великом русском поэте.

Начало было такое: музыка, мимо проплывают русские просторы.

Титр в левом углу кадра:

Курение вредит вашему здоровью.

Мама говорит:

– А что, Пушкин был против курения?

– Ага. Боролся с самодержавием и курением. Причем ежесекундно. Даже не знаю, когда он успел столько понаписать…

– Наверно, в перерывах… Между расклеиванием листовок против курения и нотаций, которые он читал своим курящим друзьям. Кстати, а Натали тоже курила?

– Вот в том-то и дело! Смолила как паровоз… Ну, ему это надоело: вечно дома все прокурено… Дети опять же дышат никотином этим…

– Наверно, его и убили эти… табачные компании. Подослали Дантеса (сказала мама).

– Да, ходят слухи, что он, Дантес этот, то ли жидомасон, то ли топ-менеджер табачной компании… То ли то и другое вместе…

– Ужас… Невольник чести… Страшная какая история…

В принципе (сказала мама о подравшихся в кровь соседях в день рождения Пушкина), ведь каждый день у кого-то день рождения.

– Ты имеешь в виду, что надо же когда-то драться?

– Ну да. Подерешься в день рождения Григория Сковороды или Леси Украинки или, не дай бог, Степана Бандеры – обидятся твои украинские друзья. Подерешься в день рождения Абая, обижусь я. А дней, когда никто не родился, в календаре нет… – Потом помолчала и говорит: – Придумала! Можно свободно драться в день рождения Ким Ир Сена! Или даже Ким Чен Ира!

– А как же корейцы? Вдруг обидятся?

– А у них Интернета нету! (выкрутилась мама). – Они не узнают! Я соседям скажу это число – пусть дерутся себе на здоровье!

Прочла новость: «Захар Прилепин выразил сомнение в необходимости изучения произведения «Сказка о рыбаке и рыбке» Александра Пушкина в школе».

– А где ее изучать? (спросила мама). – В доме престарелых? Он прав вообще-то: речь там о пожилых людях, их проблемах, чаяниях, надеждах…

Мама, прочитав мою байку, как пьяный дедушка ко мне потянулся со второй полки, спрашивает:

– А во времена Ницше, наверно, не было в поездах верхних полок?

Я говорю:

– Ну, было, наверно, для третьего класса.

На что мама возразила:

– Ну, думаю, Ницше все же третьим классом-то не ездил.

– Почему ты так думаешь? Мало ли че, может, и ездил?

– Ну, если бы ездил и упал бы хоть раз, как тот пьяный дедушка, который на тебя свалился, то не говорил бы, чтобы падающего еще и подталкивали!

Это ведь он сморозил – «падающего – подтолкни»?

– Ну, там не совсем так было, но что-то в этом духе…

– Ну вот видишь! Точно тебе говорю – не падал этот Ницше сам ни разу, вот спроси своих друзей-философов, Петровскую там или Аронсона, они же образованные, они знают! – Потом, немного подумав: – Но дедушка-то упал, потому что к тебе потянулся…

– Думаешь, Ницше не стал бы ко мне тянуться? Ну да, я же не Лу Саломе все-таки…

– Вот именно (сказала мама). – Ты – не Лу Саломе, это я могу тебе точно сказать. Лу Саломе не травила дембельских анекдотов и водку не пила, поэтому в поезде к ней никто не тянулся с грязными намерениями.

– Но у нее, знаешь, сколько мужиков было?

– Ну не таких же, кто, водки выпив, с полки к ней тянулся, правда? То-то же…

(Представила: в одном купе едут Фрейд, Рильке, Ницше и Лу Саломе. И водку трескают.)

Говорю как-то маме патетично:

– Жизнь начинается по ту сторону отчаяния… (не сказала ей, что это Ницше).

Мама говорит:

– Ты имеешь в виду – за МКАД?

Дословная цитата из одной воскресной газеты (дело было очень давно, там я тоже иногда писала под псевдонимом Маня Небесная, а на фото была страшная бабка в очках): «Женщины не очень любили Ницше. Но Ницше не расстраивался».

Мама прочла и говорит:

– А че ему расстраиваться-то? Он небось делом все время был занят: некогда ему было расстраиваться! Это у тебя полы две недели не мыты.