Юрий Елисеев - Симметрия мира

– А ты ведь русский. Я читал о тебе в «Таймс» – ты диссидент, русский диссидент, бежавший от коммунистов.

– Я усмехнулся.

– Когда ж это было, боже мой! Вы бы вспомнили ещё мою бабушку..

Бабушка действительно в своё время отсидела, положенную ей пятнашку, на Соловках за оппортунистические идеи, и была более диссидентом, чем я, который уехал из страны по меркантильным соображениям. Моё происхождение заинтересовало Кахайю, особенно то, что я – «русский». Она пристала ко мне с расспросами, и мне пришлось рассказать ей о России, о Москве, о русской зиме и снеге. Когда я показал Россию на карте, она восхитилась.

– Так много снега, его можно есть?

– Любой, кроме жёлтого.– ответил я и усмехнулся.

– Тебе надо продавать его как мороженное…

Я представил себя с лопатой и улыбнулся.

– Тогда уж лучше нефть. Её тоже много.

– Продавай нефть.

Понимая, что Кахайя не поймёт всей сложности посткоммунистического апокалипсиса, произошедшего у меня в стране, я предпочёл не вдаваться в тонкости передела собственности и пояснил просто : нефти мне не досталось потому, что всю её украли до меня. На этом ликбез политэкономии был окончен и к России мы больше не возвращались. С утра Кахайя ходила на рынок за продуктами, где закупив всё необходимое и сложив в большую корзину, приносила домой. Я уже говорил, что местное население было буквально повёрнуто на еде, и моя хозяйка была не исключение. Она могла часами стоять у плиты, приготавливая очередной кулинарный шедевр, и надо сказать, что в деле этом она преуспела. Я всё чаще стал думать о еде, и моя одежда трещала по швам. Кахайя с удовлетворением смотрела на результат откорма и от её взглядов в голове моей опять зашевелились нехорошие мысли и, несмотря на их абсурдность, они упрямо рисовали картины диких нравов, процветавших когда-то среди её соплеменников. Барни, которому перепадали замечательные кости, ходил за Кахайей как привязанный. Этот ренегат смотрел на неё верноподданными глазами и совсем перестал обращать на меня внимание. Он передвигался вальяжно, вперевалку, забыв, что такое собачий галоп и лёгкая, непринуждённая трусца; шерсть его лоснилась, а характер испортился и стал капризным. Воспитанная в деревенских традициях , Кахайя с удовольствием возилась в саду, удовлетворяя свои крестьянские потребности. Возделанные ею грядки со всевозможной зеленью поражали своим буйством, огромные помидоры и перцы гроздями висели на гигантских кустах, привязанных к трёхметровым бамбуковым подпоркам. В саду рядом с огромным бананом росла сладчайшая груша, чуть дальше располагались манго и яблони, а вдоль забора кусты малины и крыжовника. Всё это, словно сошедшее с рекламных проспектов выставки достижений народного хозяйства, было предметом гордости и ежедневно поливалось, окучивалось и осматривалось Кахайей по несколько раз за день. Однажды к вечеру в ворота настойчиво и громко постучали. Я вылез из кресла на веранде и, пройдя по лужайке к воротам, открыл дверь. Снаружи стоял довольно молодой мулат весь в наколках, одетый как байкер с цепями и «косухой». Несмотря на пекло, он чувствовал себя вполне комфортно, вся его фигура выражала крайнюю степень расслабленности и двигалась, будто на шарнирах. Не переставая жевать, «беспечный ездок», у которого, как я понял, не имелось байка, спросил: «Не здесь ли проживает госпожа Кахайя?». Получив утвердительный ответ, осчастливил меня «радостной» вестью, сказав, что он её брат.

Мне не сразу удалось переварить это известие. Пройдя с ним на кухню и наблюдая сцену встречи брата и сестры, я постепенно пришёл в себя, а заодно выяснил, что сестра не очень рада брату. Мы сели за стол, разговор не клеился, упирался в общие фразы, долгие паузы и вскоре, ко всеобщему облегчению, визитёр отбыл на деревню к дедушке.

Ночью, лёжа в постели, мы болтали, прежде чем заснуть, и Кахайя поведала мне, что её непутёвый брат Юда появился на свет трёхпалым и совсем белым, хоть и был зачат от негра. Он потемнел на глазах изумлённых врачей буквально в считанные минуты, словно надкусанное яблоко на воздухе. Об этом феномене потом много говорили, но никто не мог найти этому разумного объяснения. Как бы там ни было, с тех пор жизнь брата пошла наперекосяк. Уже к семи годам страсть к бродяжничеству занесла его на другой конец острова, где его сняли с корабля, который направлялся в Гонолулу. Его опознали по трём пальцам левой руки и вернули Айше. Через месяц он повторил попытку, но на этот раз беглец растворился в джунглях, где его нашли через полгода в стае бабуинов – он кусался и ловко уходил от погони, прыгая по лианам, и был пойман сетью, когда пытался скрыться вплавь по реке. Плохие манеры, перенятые у бабуинов, ещё долго проявлялись в поведении ребёнка: он строил рожи, прыгал по крыше и однажды Кахайя видела, как он ел свои фекалии. Тогда в свои три года она не знала, что этого делать нельзя – поэтому попробовала, но ей не понравилось. К десяти годам Юда, избавившись от обезьяньих привычек, пошёл в школу. Там он проучился недолго и был изгнан за приставания к ученицам старших классов, которым он показывал своё большое либидо. Айша, как могла, защищала сына и объясняла родственникам: «Это у него от папаши…». Все согласно кивали в ответ, понимая о чём она. В следующем году Айша отдала Юду в новую школу, расположенную в другом посёлке в десяти километрах за горой, где жил её дядя, брат Сухарто. Там сынок проучился ещё три года, после чего дядя вернул его домой со словами: «С меня достаточно» и, отказавшись от кофе, поспешил ретироваться. Что послужило причиной этого возврата, можно было только догадываться. Айша вздохнула и решила, что это знак судьбы. Её сын -чомо, что значит отмеченный. Однажды Сухарто взял внука на рыбалку. Утром они ушли к южным островам, где в изобилии водился тунец и собирались вернуться до вечера, но ни вечером, ни утром их не было. Айша, уложив маленькую Кахайю спать, всю ночь просидела на берегу, вглядываясь в темноту ночи. Утром она вернулась домой разбитая, с самыми плохими предчувствиями, покормила проснувшуюся дочку, потом отвела её соседям, где оставила, рассказав о случившейся беде. Она отправилась к Кувату, жившему неподалёку и имевшему хорошую лодку. Куват выслушал её и согласился помочь. К обеду они подплыли к островам, возле которых собирались рыбачить Сухарто и Юда. Между вторым и третьим островком с наветренной стороны Айша увидела знакомую лодку и сидевших в ней отца и Юду. Подплыв поближе, она спросила:

– Что случилось?

Сухарто, продолжая копаться в моторе, указал на Юду и проворчал:

– У него спроси.

Подросток сидел рядом и безучастно смотрел перед собой. На расспросы Айши он не реагировал, но по всему было видно, что вину свою признаёт и готов понести наказание. Оторванный тросик стартера уликой валялся у его ног и многое объяснял. Мотор без стартера завести не было никакой возможности, поэтому, взяв лодку на буксир, они поплыли к дому. Череда поступков не совместимых с общепринятыми нормами поведения происходила с Юдой пугающе часто. Айша даже завела дневник и записывала туда все случаи, происходившие с её сыном. Туда вошли сгоревшая православная церковь, где он одно время был служкой и следил за свечами, шесть приводов в полицию, среди которых пять за воровство вазелина в гипермаркетах, а так же курение марихуаны и эксгибиционизм на частных пляжах дорогих отелей. Всё это Айша прилежно выписывала в столбик и напротив ставила дату, стараясь проследить динамику опасности до критических пределов. Тревога её немного поутихла, когда Юде исполнилось пятнадцать лет. «Теперь он стал почти взрослый. Хорошо бы господь направил его на нужный путь.», думала она и господь помог ей. Юда, шляясь как-то в городе, увидел рекламу Индонезийской торговой компании о наборе матросов и прочего персонала на суда компании. На рекламе новобранцы очень походили на сомалийских пиратов, готовых к интересной и содержательной жизни. Вид бравых ребят нашёл живой отклик в душе Юды. Больное воображение тут же подсказало ему дальнейшие действия, и он отправился в порт. Его взяли юнгой на торговое судно, и через неделю он отбыл в Китай. Айша развела руками, но вздохнула облегчённо – ведь она ждала куда более худшего развития событий. С тех пор от Юды больше не было вестей, но именно этот факт, как ни странно, успокоил всех родственников и часть населения, хорошо знавшую парня. Кахайя закончила рассказ и посмотрела на меня. Я спал. Она зарылась в подушки и тоже закрыла глаза. Утром мы поехали в город, побродить по магазинам и прикупить что-нибудь из вещей. Мне хотелось сделать приятное Кахайе и купить кроме всего прочего красивое колечко. «Похоже, пора сделать ей предложение.» , подумал я, понимая, что обратной дороги нет. На главной улице, впрочем, как и во всём городе, застроенном вопреки классических норм архитектурного планирования, царила градостроительная анархия. Строили здесь, кто во что горазд умудряясь прямую улицу исковеркать различного рода выступами и загибами, из-за которых она больше походила на лабиринт. Несмотря на это, мы отыскали несколько нужных нам магазинов, где купили всё необходимое. Кахайя долго примеряла наряды, пока не выбрала подходящий стилем и цветовой гаммой похожий на традиционную одежду. Я посоветовал ей взять ещё что-нибудь из европейской одежды, но девушка со смехом отвергла моё предложение, сказав, что эта одежда кажется ей смешной и нелепой. Я, пожав плечами, ответил, что на вкус и цвет товарищей нет, после чего купил приглянувшуюся мне рубашку и брюки цвета слоновой кости – цвета популярного в этой части индийского океана. Потом мы гуляли по городу, забредая в кафешки и мелкие сувенирные лавки. Я оттягивал посещение ювелирного магазина и в конце концов решил отложить историю с кольцом до путешествия в Джакарту. Когда мы вернулись, дома нас ждал неприятный сюрприз. Сухарто, с видом побитой собаки, рассказал о том, что когда он занимался делами, пришёл Юда и стал бродить по дому, рассматривая безделушки и картины. Особенно ему понравились фигурки, расставленные на полках среди книг и одна из них, выполненная из дерева и раскрашенная, поразила тем, что внутри её находились ещё несколько таких же фигурок только меньших размеров. Сухарто, всё время ходивший следом и следивший за внуком, увидел опасный огонёк в глазах и, почувствовав неладное, увёл Юду на кухню, где они пообедали. Поев и поболтав о том о сём, Юда сказал, что ему пора идти по делам и, попрощавшись, растворился в духоте улицы, а после его ухода, Сухарто обнаружил на столе записку, в которой корявым почерком было написано: «Я очень извиняюсь, но статуэтка нужна мне – погасить карточный долг. Обязуюсь вернуть, когда выкуплю обратно. С уважением, ваш Юда.» Вместе с запиской старик обнаружил пропажу моей матрёшки, которую я купил на Арбате за три рубля. Я был взбешён. Этот «невольник чести» уже стал надоедать мне. На вопрос, где его найти, Сухарто сказал, что Юда, скорее всего в портовом районе у друзей. Зная, что за клоака место, в которое нырнул родственничек, можно было предположить, что искать его там не было никакого смысла.