Лариса Розена - Се, стою у двери и стучу

Вспоминал я своего приятеля сквозь призму расстояния. Зажглось сердце теплом и нежностью. И стал представлять его добрым и заботливым. Тонкие нити протянулись от него ко мне при этом воспоминании и сердце застучало быстрее, душа поверила. И захотел я теплой весточки от него…

Вечером слезно просил у Господа прощение за пренебрежение к моему знакомому. Обращаясь к Богу, обещал дорожить другом, если Всевышний вновь подарит его мне. И радость, наутро нашел конверт! Он был продолговатым, красивым, веселым. Я понял – не попроси прощения, не дождался бы ответа…

Надумав, поехал за покупками на рынок. Он шумел морем, штормил прибоем новых толп, отливом удовлетворивших свои желания… Когда я выходил, почти выплывая от туда на волнах разговора, шума, суматохи, услышал слепого скрипача – нищего. Играл, пел, надрывался. Положив в его чашу монетку, с благодарностью прошептал, сквозь слезы восторга и изумления: «Спасибо, Господь, за Твою награду. Я тоже должен кого-то отблагодарить». Слезы души все рвались и рвались. Успокоившись, приехал домой и вновь занялся перечитыванием весточки, которую получил от нового друга.

Вот так и ждут письма долгими зимними днями и вечерами, когда уже, казалось бы, нет никаких радостей от внешнего мира…

Утро выдалось на удивление ясным. Ночью бушевала гроза. Ураган срывал с домов крыши. И они, угрожающе свирепея, отчаянно сопротивлялись в ответ на нападки ветра. Я нехотя собирался на работу. Накануне допоздна засиделся и так не хотелось вставать! Точно еще спал, а брюки и носки сами повыскакивали с рядом стоящего стула. И… что мне оставалось делать? Пришлось расклеивать дремотные глаза и пристально смотреть по сторонам – куда-то запропастился галстук.

Вот, наконец, и он надет. Но в спешке сборов негодник съехал с моей шеи в сторону, точно мстил мне за постоянное пренебрежение. Набегу дожевывал бутерброд с пригоревшей ветчиной. Опаздывая, совершенно не чувствовал, что ем. Вот они – молодость и холостяцкая жизнь! Рот был до отказа набит чем-то упругим, не прожёвывающимся. «Главное, —думал я, – не упаду от слабости где-то на подступах к работе».

Служба у меня скучная, но терпеть можно. Если администрация покидала здание, каждый занимался своим делом, рассыпаясь по закоулочкам, как цветы, вынутые из вазы. Они тотчас теряют свою скованность и радуются свободе. И на этот раз все бурно вздохнули после ухода начальства. Ко мне подошла наша сотрудница – приятная, ничем не выделяющаяся от других, женщина и изложила свою просьбу:

– Я слышала, Вы занимаетесь экстрасенсорикой, и, говорят, у Вас есть биорамка, улавливающая излучения людей и реагирующая на них – положительно или отрицательно.

– Да, есть. А в чем дело?

– А на книги она реагирует?

– Нет свечения и все!

– Потому что они неодушевленные?

– Видимо, так. Но все живое дает излучение.

– Проверьте, пожалуйста, вот это.

И нерешительно улыбаясь, положила на стол маленький нательный крестик и Евангелие.

– И что Вам хотелось бы узнать? – удивился я.

– Как будет относиться к ним Ваша биорамка.

– Хорошо. Здесь же не будем опыты ставить? Дома посмотрю.

– Да, конечно.

Я забрал врученное мне, завернув в чистую бумагу.

Закрывшись у себя в комнате, навел на крестик биорамку. Излучал свет. Я опешил – простой кусочек металла, как живой! Тут же взял Евангелие – то же самое! Все это не мертвое?! Попробовал обычную книгу – ничего, Евангелие – свечение, просто книга – пусто, Евангелие – есть, книга – нет. Евангелие – да, нет, да, нет, да! Что же это такое? – недоумевал я. Весь вечер ничем не хотелось заниматься. По телевизору, надрывно и хрипло шепелявя, изрыгал что-то несуразное диктор. Я был поглощен своим открытием и различал некое покряхтывание вместо слов.

Лег спать, просыпался и вздрагивал. Несколько раз подходил к крестику – простой кусочек металла…

Утром следующего дня я вообще еле поднялся. Даже одевался, чуть не падая. Так бывает с пустой марионеткой, когда ее снимают с руки.

Наконец-то работа! О, радость, вновь дом!… Но там и тут – разбитость и усталость… Я понимал, что своими опытами встретился с Богом. Раньше Его просто не замечал…

Надо было перестраивать по-новому всю жизнь. Не шутка – понять, что над тобой есть Кто-то поважнее начальства! Да… Вот это открытие. Я тогда занимался всерьез экстрасенсорикой, лечил людей и получал за это немалые деньги. И вдруг стал понимать, что мое занятие идет им во вред. Это было похоже на яблоко, из коего хотел вырезать ножом гниль, а вместо этого – молоточком – хлоп – и от него жижа! Еле люди выживали. Неладное творилось. Догадывался – делаю что-то неугодное Всевышнему. Но продолжал все-таки лечить, а вернее, калечить. Сам принял крещение и думал – вот теперь Господь будет мне помогать. Но больным становилось все хуже и хуже. Глаза у одного пациента вылезали из орбит, словно у сваренного рака. Язык не поворачивался, точно рот набит соломой. Отнимались ноги – стали похожи на непослушные культяпки. Я совершенно не знал, чем помочь моим, незащищенным от меня, больным. И сам начал замечать за собой диковинно-необычные вещи. Изматывал жар. По ночам просыпался и раздетым ходил по квартире. Казалось, пока я спал, меня варили в котле при 200 градусов Цельсия. И чтобы как-то прийти в норму, я, так сказать, остывал. Каждую ночь варят, накачивают огнем, кипятят. И каждую ночь в 3 часа вскакиваю и ношусь по квартире в поисках нормального себя. Так не спишь, когда ноет зуб, болит рука. Ходишь и успокаиваешь их, как маленьких, капризных детей. Начали мучить головные боли. Вроде, серое вещество раздувалось, лопалось в голове, словно стремилось выбраться наружу, надеясь только вовне обрести свободу и покой.

– А-а-а-а!!! – рычал я нечеловеческим голосом, вгрызаясь зубами в одеяло, чтобы приглушить крик.

Для меня жизнь остановилась. Таблетки анальгина и других обезболивающих глотал пачками, но помогало на краткий миг. Чудилось, кто-то жуткий подсмеивался над моими усилиями избавиться от наваждения. Я стал окунать голову в ледяную воду. Сначала испытывал облегчение, потом чувствовал – голову еще сильнее опоясывают жгучие пальцы невидимого врага…

Почти перестал спать. Когда? Только и делал, что прикладывал ко лбу какую-то ветошь, холодную, мокрую. То старался сделать теплый компресс. Повязка накалялась, давила на мозги мучительным неудобством. В дикой злобе срывал намотанное и все повторялось вновь. Весь был в мучительных усилиях выбраться из болезни. Шаг я делал наверх к преодолению ее и вновь скатывался к первоначальной позиции. Сходил с ума, раздавленный одиночеством и беспомощностью. И обратился к Богу. Каждый день отвоевывал свои миллиметры на пути к Создателю – читал постоянно главу из Евангелия и один псалом. Во мне бурлило, шипело и трескалось, как на плите, когда из кастрюли, булькая, выливается жидкость, которая не в состоянии спокойно стоять на огне. И так – постоянно. Я приглядывался к своей муке, изучал ее, забросил лечение пациентов. Казалось, Господь смиловался, боль стала стихать. Дал себе обет – больше не возьмусь за лечение.