Лариса Розена - Где ты, Юра… или Маха одетая и Маха раздетая

Нина не была глупой женщиной. Она многое понимала и шла на уступки только ради детей. Она давно обезопасила бы себя, если б смогла. Но делать это следовало раньше, до рождения малышей. Теперь она ни во что не вникала и очень корила себя, что взяла племянницу к себе после потери сестры, матери Юлии. Ей оставалось только молиться, дабы Бог сохранил их всех. Никакой суеты и беспокойства. Только спокойствие. Она будет делать вид – верит всем версиям Николая. А поэтому она станет подыгрывать ему. Но она не была пассивной. Деньги, которые разделил им с сестрой отец, она давно надёжно припрятала. Но, дабы показать Николаю – она расточительна и неприспособленна, иногда делала дорогие покупки не ради прихоти, а чтоб убедить его, основного капитала у неё почти нет. Она часто созванивалась со швейцарским банком, проверяя наличность и, убеждалась, там всё в порядке. Но на душе у неё сейчас было не спокойно. Она разумела, сидит на вулкане, который может в любую минуту начать действовать и привести всех к гибели.

Вскоре Николай вновь принялся за дружбу с молодыми подругами. Но покоя от этого никому не было. Дома из подвального помещения раздавались иногда стоны, будто повторялись времена инквизиции. Может, это наказание всему роду Юсуповых за убийство Распутина, которого в церковных кругах почитают за святого? А может, это уже у неё самой от страха появляются звуковые галлюцинации и не дают покоя? Она с трепетом признавалась себе: в один прекрасный день могут не проснуться ни она, ни дети. Надо было на что-то решаться в изменившейся ситуации. Но что она могла, немощная, против такого тирана?

Как-то, гуляя по саду с детьми, в сопровождении друга и помощника Николая, она услышала остервенелый собачий лай. Повернувшись в ту сторону, разглядела сквозь ветви деревьев: Николай прутом избивал любимую собаку. Он уже не помнил себя, от злости – всё бил и бил. Дети спросили, что там случилось, ей пришлось сказать, собачка подавилась костью и ей плохо. Взяв детей за ручки, она углубилась вглубь сада, стремясь туда, где ничего не было слышно. Тогда друг Николая, Виталий, взял у неё детей к себе на руки и побежал вперёд. Запыхавшаяся Нина еле догоняла их. Когда она поравнялась с ними, Виталий поставил детей на землю, усадил на траву и, отводя в сторону, дабы они не слышали, обратился к ней:

– Нина, дорогая, тебе не страшно жить в этом особняке за глухим забором?

Она побледнела, но взяв себя в руки, спокойно ответила:

– Что тут страшного? И почему ты спрашиваешь меня об этом?

– Ах, не притворяйся глупенькой. Это уже не смешно. Ты понимаешь, он может натворить много бед? Ты же видишь, как он безумствует!

– Кто ты – друг, как прежде, или враг? – спросила она, бледнея, непроизвольно отстраняясь от него.

– Друг и очень большой. Я давно люблю тебя, ещё с юношеских времён, ты прекрасно знаешь, и не прощаю Николаю его поведения со всеми вами.

– Что ты предлагаешь, объясни, – спросила она напрямую, теряя самообладание, всё более бледнея.

– Надо тоже делать ноги, как это сделали Юлия с Юриком, – возбужденно прошептал он.

– Но мы ещё не знаем, где они, может, их давно уже нет на свете? – заикалась она, широко раскрыв глаза.

– Знаем, они поняли, дело может плохо кончиться, и смылись. Тебе с детьми тоже надо сбегать, слышишь?

– Куда? – задыхаясь, вопрошала Нина.

– Куда угодно, только подальше! Я люблю и жалею тебя, хоть ты делаешь вид, всё у тебя в порядке. Но я вижу, порядка нет! Давай убежим вместе. Я не могу видеть, что творит Николай. За всю жизнь не отмыться, – шептал он, впиваясь в её лицо своими тревожными глазами.

– Хорошо! Ты мужчина, делай всё сам, я женщина, связана детьми и ничего не умею. Тебе и карты в руки. Когда что-то решишь, сообщи мне, пожалуйста! – простонала она, чуть не трясясь от страха.

– На днях он вылетает по делам в разные страны. Горят договора. А мы в это время делаем ноги отсюда! – нашёптывал он всё более возбуждённо.

– Ты понимаешь, надо всё продумать, ибо он нас никогда не простит.

– Да, понимаю и беру всю ответственность на себя, – успокаивал он её.

– Я согласна. А теперь возвращаемся, чтоб никто ничего не заподозрил, – торопливо произнесла Нина, каким-то не своим голосом.

И они, смущённые, своим заговором, шли назад, молча, ничего больше не объясняя друг другу. Нина была очень грустна. И даже дети, словно чувствуя нечто недоброе, притихли и не шалили, как обычно.

***********

Николай не понимал, почему все смотрят на него косо и молчат. Он механически пощупал свой подбородок, подумав, может, забыл побриться? Потом со злостью принял решение: «Да пусть их, косятся! Они мне всегда завидовали. Но хватит безумствовать. Надо начинать работать. Я сотворил эту империю не для того, чтобы уничтожить за неделю! Довольно. А девчонка убежала, да напевать. Нужна она мне, хитрая бестия! Их пруд пруди, на каждом шагу, сами вешаются. На мою жизнь этого-то добра хватит. Мокрые курицы! За обещанные рубль с полтиной, полезут не только в любую постель, но и в пасть к крокодилу! Что за напасть пошла? Работать не умеют и не хотят, а нижнее бельё снимать научились с рождения. Чем такое объясняется?

Да в России всегда было всё примитивно. Князья завидовали друг другу, и что получалось? Распри. А потом вожди пролетариата уничтожили и князей. Нацию обезглавили, остались бывшие крепостные, рабы. То есть, безмозглый народишко, чернь, плебс. Только умеют жрать, пить, спать, завидовать и ненавидеть. Вместо того чтоб нечто осмыслить, они ленивы и бездеятельны, они готовы убивать тех, у коих получается всё лучше, чем у них. А кто у меня работает? Ленивые, подлые лизоблюды. Ну а что я хочу? Плебс и в древнем Риме требовал хлеба и зрелищ. Всё, хватит сентенций! Мне надо договориться о поставке стройматериалов за границу. Кончаю дурить, никаких девочек, а то начнётся обратный отсчёт. Сниму только парочку импозантных девчонок, одену, обую, буду держать на привязи. А жена… Что жена? Она у меня спокойная и холодная. Ей ничего не надо. Книги – романы, иногда увеселения и брюлики. Как она любит всё старинное, напоминающее ей дворянство. Сами-то из захудаленьких дворянчиков вылезли, а туда же, нос гнёт – она особь. Как же, из рода Юсуповых! А кто такие Юсуповы? Бедные в бытность свою татары, пробившиеся некогда ко двору и получившие самый высокий титул! Но, поди, ж ты, даже при советской власти их не трогали – помогли расправиться с Гришкой Распутиным!

Да нет, что я говорю, сам Феликс-то удрал со своей Ириной и дочкой во Францию, испугался, всё почти бросив. И правильно сделал. Здесь бы расстреляли. А так остался жив, и кое-что всё-таки прихватил же с собой. Умный и хитрый лис оказался, Ваше благородие!

Но если честно, Нинка мне мешает. Сколько вокруг деловых красивых тёток, они для меня всё б сделали, знай, я холост. Да, с женитьбой я поспешил, позарился на дворянские копейки. Надо было рассчитывать на себя. Тогда я просто струсил, очаровался её деньгами, красотой, обхождением. Культура. Всюду – «спасибо», да «извините». Надоело. Только детей жаль. У младшего все мои загребущие замашки. Без всяких – «спасибо» и «пожалуйста».