Александр Северодонецкий - Медведица Умка Большая и её медвежата Вех и Олелей. Повесть о Килпалине К. В. художнике и человеке

Находясь, в таком бедственном положении, он никогда не впадал в отчаяние, не надломился здесь среди не совсемь образованного коренного люда, а буквально на третий день после прибытия в Большерецк, приступил к работе и сразу же показал свой русский невероятно настойчивый характер и своё умение, и, еще хватку начинающего талантливого ученого самоучки, а также показал себя и блестящим организатором всего научного труда по изучению природы Камчатского полуострова. Он ежеквартально отчитывался перед своими наставниками, прилагая к отчетам копии своих полевых работ.

В одном из отчетов он пишет: «Сочинил я имеющимся в здешних местах зверям, птицам, рыбам и растущим около здешних мест деревам и травам реестры с русскими и камчатскими названиями. Также я записал слова здешнего большерецкого языка».

А сколько он совершил поездок зимой и летом по полуострову, чтобы непосредственно познакомиться с обычаями, богатствами нашего бескрайнего края.

И, отмечая его 300-летний юбилей, хочется только восхищаться его неповторимым подвигом, подвигом, его помощников, их умением сохранить и приумножить наши Российские территории, наши знания о них. Понятно, что практически не возможно да, и трудно передать всё величие и тот большой вклад в российскую науку, сделанное сподвижником М. В. Ломоносова Степаном Петровичем Крашенинниковым.

Понятно, что отпраздновав его трехсотлетие, мы должны, сегодня посмотреть, что можно сделать, чтобы наш полуостров, наша Камчатка стала и краше, и богаче, и просвещеннее, и еще культурнее. Для этого всё практически у нас на полуострове есть. И, восполняемые богатства морей её окружающей и полноводных рек, и богатства её земли: газ, платина, золото, никель и прежде всего, трудолюбивые, настойчивые и оптимистичные люди, которые своим трудом продолжают, заложенное первопроходцами нашего края, среди которых одно из первых мест по праву первопроходца занимает настоящий преданный родине россиянин Степан Петрович Крашенинников.

—

А Олелей, уже чувствуя себя в безопасности только раз посмотрела в сторону реки Вывенки, чтобы увидеть, как два дюжих охотника, тащат слегка отяжелевшую еще не остывшую тушу её брата Веха, как они склоняются над ним, как острый пареньский нож, легко рассекает по брюху его толстую шкуру, ту теплую шкуру, которая совсем недавно согревала её всю зиму в их просторной материнской берлоге, на том Тополином ручье, где они родились, на том Тополином ручье, где они созрели, на том ручье, где их мать, защищая их и защищая свою жизнь, смело дралась с хитрым и вооруженным охотником до последней капли своей жизнь дающей крови, той красно-рубиновой крови, которая давала ей эту здешнюю земную жизнь и энергию, и она…

Олелей чувствовала, как из её глаз капают, капают крупные капли прозрачных её слез. И, при этом в лучах весеннего Солнца цвет их меняется на тот кровянисто-красный вместе с её теперешним грустным настроением. А в её глазах теперь стоит такая красная кровь и такая по-настоящему медвежья звериная злость на самого охотника-промысловика госпромхоза «Олюторский», а еще и на художника на того Килпалина К. В. и, на этих двух, еще не знакомых ей но невероятно злых охотников, которые сейчас навсегда разлучили её с так любимым ею братом Вехом.

Они здесь и сейчас легко разлучили её с той последней земной родимой и единственной в мире её связью, которая у неё еще была и, которая давала ей настоящую уверенность и здешнюю земную опору, чтобы и пережить здесь длинную зиму, и, чтобы постепенно еще может быть и не понимая этого, готовиться самой стать этой зимой матерью, вдруг стать продолжательницей рода их камчатского медвежьего здесь на хаилинско-килпалинской Тополевке, как и её любимая мама Умка Большая…

Как это и понимали, члены Второй Камчатской экспедиции, когда шли и на длинные годы бросали своих любимых, бросали они своих родных, даже не зная наверняка вернуться ли они когда-нибудь к себе домой, вернутся ли они в свои родные стены. И, они понимали, что продолжение рода людского в них заложено природой глубоко внутри и я говорю, и настаиваю, что теперь-то нет на полуострове национального вопроса именно потому, что теми молодыми, теми настойчивыми и теми энергичными людьми, еще в семнадцатом столетии и ранее было впрыснуто сколько свежей нашей славянской кровушки, и, так она легко и сильно разводила здешнюю не обузданную природную игру здешнего речного камчатского всего их хомминга, что никто и ничто ему не могло противостоять никогда, иди ты хоть по какой-либо тропе, хоть на север, хоть на юг Камчатского полуострова…

И, медведица Олелей теперь явственно осознала и поняла, что её тропа никогда уже не соприкоснется с тропой того злого человека на этой камчатской земле.

Теперь она точно решила отсюда уйти далеко на север в горы. Сразу уйти далеко туда в верховья реки Вывенки на самую высокую гору в районе села Хаилино на гору Ледяную, чтобы там, на её склонах затем за лето построить себе новую свою зимнюю берлогу, чтобы там, как и знаменитый художник Килпалин К. В. на своей Тополевке, вдалеке от этих таких злых людей создать новый свой зимний дом, создать новую свою семью, чтобы никто и ничто не мешало её медвежьему счастью и её камчатскому, её хаилинско-тополевскому медвежьему благополучию…

И, постоянно прячась, и всегда мечтая о счастье земном, здешнем, она почти пять лет здесь на горе Ледяной была довольно счастливой, так как нашла себе и нового друга, который каждую весну её и ласкал, и нежно обнимал вливая в её тело всю свою медвежью мощь, чтобы буквально следующей весной ей родить очередного своего рыжего медвежонка. И, эти места были рыбные, и у неё не было никаких проблем с её пропитанием и пропитанием здесь её маленьких детей…

Незаметно для неё и для нас прошло почти пять долгих и таких для нас разных лет и, пришел тот далекий для нас 1992 год ХХ столетия.

Она была теперь счастлива, так как там на ручье Ледяном встретила его, такого одинокого и такого, как и она не согретого, того долгожданного хаилинского только её любимого иеркума, который от накопленного жира не мог уже и двигаться по тундре, а только сидел в не глубоком ручье Ледяном и лениво на берег выбрасывал, и весеннюю нерку, и еще он ранней весной буквально из подо льда ловил идущую из Тихого океана сюда симу и, первую самую крупную здешнюю чавычу и, затем он ловил обильную стеной, идущую горбушу, которая там шла таким обильным стадом, что реки становились красными от её розоватой краски боков её, и ему иеркуму, как она его назвала Рыжим, кроме красной рыбы больше ничего здесь и не требовалось. А еще, он не зная сам того, как бы еще и охранял те несметные богатства, которые были и в этом богатом платиной ручье, и в этой Ледяной горе, и в земле этой Хаилинской и Вывенской…