Борис Алексеев - Количество жизни. Дневник очевидца

А дальше – больше. Возможно, в какой-нибудь другой жизни приобщение к миру художественной богемы и обозначало бы конец дальнейших внутренних исканий, но только не в повести «Количество жизни». Здесь заявленное «количество» неумолимо (пусть и не сразу, а исподволь, шаг за шагом!) переходит в «качество».

Не хочется раскрывать весь сюжет (чтобы не упрекнули в том, что сейчас именуют модным словечком «спойлер»). Но любовная тема повести неуклонно ведёт героя на путь духовного самосовершенствования. «Так, в пригородной электричке „Москва – Кашира“ при температуре минус девятнадцать градусов по Цельсию побежал божественный клубок и потянулась от него ниточка их первого духовного путешествия».

А духовное путешествие – это уже особый жанр. Зачастую его едва ли выразишь словами! И уже на этой стезе герою повести (как и читателю!) предстоит встреча с инконописцем Венедиктом, что двадцать последних лет вдохновенно пишет образа. А затем с матушкой Иулианией и другими подвижниками Духа.

И вот уже новая метаморфоза – в музыке, которой он увлекался ещё со школы: «Битлз, Пинк Флойд, музыка подростковых десятилетий уступили место Афонским песнопениям. А Валаамский знаменный распев стал его насущным «музыкальным чтивом». А затем – путь в Соловецкий монастырь. Попытки решить «…дилемму: кем является Бог: источником творческого вдохновения или просто любви?» Беззаветное увлечение новой романтикой – романтикой иконописного ремесла. Благословение отца Антония… Встреча с настоящим христианским чудом… Даже не хочется больше ничего тут расписывать: чтобы ненароком не помешать читателю самому встретиться на страницах повести с настоящим чудом. Чудом душевных и духовных метаморфоз. Уверен, тут лучше всего оставить автора один на один с благодарным читателем.

Ну, разве что, трудно не привести фрагмент из заключительной части повести. Который, считаю, очень хорошо характеризует и авторский замысел, и ту «художественную сверхзадачу», что автор решает в процессе повествования.

«Мы исследуем Марианские впадины, заглядываем в звёздные дыры и в то же время редко совершаем случайные открытия на расстоянии вытянутой руки. Разглядывая ветхий имидж Адама, мы настраиваем приборы на бесконечность и попадаем в ловушку псевдознаний. Тех знаний, у которых нет с нами никаких связей, кроме нашего воображения о них. Мы пытаемся в духовных и физических исследованиях добраться до самого Бога. Но так как расстояние до Бога равно или нулю (случай редкий), или бесконечности, мы описываем Его всегда воображаемо, исходя из прикладных необходимостей. Если бы мы действительно мечтали познать устройство Вселенной, то трепетно примечали признаки Божьего бытия в малом и порою едва заметном…»

И здесь едва ли что можно к этому добавить!

Дмитрий Силкан,

ответственный секретарь Творческого объединения поэтов, секретарь Правления МГО Союза писателей России

Если размеренную повседневную жизнь представить как затишье перед боем, многое начинает видеться по-другому. Утлая вереница будней обретает сакральный накопительный смысл!

– Вымысел! – крикнет поборник распорядка.

– А вот и нет! Согласно Основному закону философии (закону перехода количества в качество) всякая перемена к лучшему (или к худшему) вызвана накоплением некоей критической массы. Так?

– Ну-у, так…

– Если долгое время среда пребывает в покое и не разрешается каким-либо превращением (катаклизмом, боем), она заболачивается и переходит в режим самоуничтожения – Natura abhorret vacuum 1 1 Природа не терпит пустоты (Аристотель). . Так?

– Допустим, так.

– Остаётся одно – будем внимательны: тихие струи бытия таят в себе многие проблемы!

– Почему?

– Да потому, что так устроена метафизика бытия: слово «задарма» оплачивается дважды!

И ещё.

Стабильность обладает гипнотическим воздействием. Она успокаивает, расслабляет и обнуляет наши врождённые способности к вариативному мышлению. Поэтому выжить в философской «междоусобице» между накопленным количеством и новым качеством нелегко и не каждому по силам!

* * *

Животным проще. Их защищает инстинкт самосохранения. Именно он заставляет лягушку, попавшую в банку с молоком, не взвешивать шансы на выживание, но яростно вытаптывать под собой «коровий прибыток». Вытаптывать его до тех пор, пока в банке не образуется твёрдое масло.

А человек? Будет ли он, попав в беду, совершать бессмысленные на вид действия, услышит ли он голос своего инстинкта самосохранения? Вряд ли. Скорее всего, скажет: «Фатум! Возникли обстоятельства непреодолимой силы».

И лишь немногие, собрав волю в кулак, пойдут в атаку на редут непреодолимых обстоятельств и, быть может, взметнут над головой противника знамя победы.

А может, и не взметнут. Сражённые стрелами врага, они упадут в сырую землю и погибнут как победители. Да-да, как победители! Потому что никакие обстоятельства не смогли заставить их отказаться от штурма.

Вы усмехнётесь: «А если в банке из-под молока окажется простая вода, что тогда станет с лягушкой?»

Отвечу: «Не знаю», но утверждать: «Наверняка утонет» – не буду.

Институт атомной энергии им. И. В. Курчатова (или попросту «Курчатник») в 70-е годы прошлого века разительно отличался от прочих секретных заведений демократичностью внутреннего распорядка. Основатель института, один из «отцов» советской атомной бомбы, Игорь Васильевич Курчатов ввёл правило свободного начала и окончания работы. Он приветствовал, если физики после обеда часок-другой поиграют в волейбол или на теннисных кортах погоняют мячик.

Даже благоустройство ведомственной территории Игорь Васильевич решил просто и гениально: распорядился не планировать заранее никаких внутренних делений, а подождать, пока учёная братия сама определит удобные ей направления. И только через пару месяцев, когда стриженые газоны украсили протоптанные сотрудниками дорожки, примятую травку обложили бордюром и заасфальтировали.

Кафедра общей экспериментальной физики Московского инженерно-физического института распределила Егора Дивеева в «Курчатник» на преддипломную практику. Мягкая рабочая дисциплина, контролируемая только совестью учёного и научным результатом, пришлась Егору по душе. Повезло и с научным руководителем практики. Игорь Сергеевич Слесарев, талантливый теоретик и обаятельный человек, повёл юношу в чертоги последних самых смелых теоретических разработок.

С точки зрения фундаментальной науки это было романтическое время! Курчатовский институт приобрёл первую советскую быстродействующую ЭВМ (БЭСМ-6). Этот полупроводниковый реликт (быстродействие порядка миллиона операций в секунду) буквально взорвал методологию традиционного физического расчёта. Учёная братия признала восхитительную БЭСМ-6 музой всех своих физических открытий и творческих инноваций. Забыв про волейбол и теннис, физики спешили в свои лаборатории и там, отгородившись многометровыми лентами распечаток от мирских интересов и соблазнов, анализировали ошибки, выявленные электронным корректором, и строчили новые программные алгоритмы.