Борис Алексеев - Количество жизни

О двоице священная, братия прекрасная, доблии страстотерпцы Борисе и Глебе, от юности Христу верою, чистотою и любовию послужившии, и кровьми своими, яко багряницею, украсившиися, и ныне со Христом царствующии! Не забудите и нас, сущих на земли, но, яко тепли заступницы, вашим сильным ходатайством пред Христом Богом сохраните юных во святей вере и чистоте неврежденными от всякаго прилога неверия и нечистоты, оградите всех нас от всякия скорби, озлоблений и напрасныя смерти, укротите всякую вражду и злобу, действом диавола воздвигаемую от ближних и чуждих. Молим вас, христолюбивии страстотерпцы, испросите у Великодаровитаго Владыки всем нам оставление прегрешений наших, единомыслие и здравие, избавление от нашествия иноплеменных, междоусобныя брани, язвы и глада. Снабдевайте своим заступлением страну нашу и всех, чтущих святую память вашу, во веки веков. Аминь.

Москвич. Профессиональный иконописец и литератор. Член Московского союза художников. Имеет два ордена Русской православной церкви. Член Союза писателей России (Московская городская организация). Пишет стихи и прозу. Выпустил ряд книг, в т. ч. книгу стихов «Житейское море» и три книги прозы: «Кожаные ризы» (рассказы, жанровая проза), «Неделя длиною в жизнь» (сборник эссе) и «Планета-надежда» (фантастика).

Лауреат Премии Гиляровского и Серебряный лауреат Международной литературной премии «Золотое перо Руси – 2016». Финалист национальной литературной премии «Писатель года – 2017». Дипломант литературной премии Союза писателей России «Серебряный крест – 2018». Дипломант Литературного конкурса Союза писателей России «Лучшая книга года» (2016–2018). Награждён медалью И. А. Бунина «За верность отечественной литературе» (Союз писателей России, декабрь 2019 г.).

Живёт и работает в Москве.

«Мы с женой отдыхали в Крыму. Стояло жаркое лето…»

Борис зевнул, скользнул ладонями по клавиатуре и, как надкушенная вирусом программа, безвольно откинулся на спинку стула.

Главред слил заказ – набить к утру весёлый текст про Крым на полтора листа.

– Завтра Путин открывает Крымский мост. Нужна тема!

Деньги посулил полуторные! И что? Второй час Боря бесцельно нажимал стёртые головки литер, пытался взлететь, но взлететь не мог.

«Не то, не то!» – трубила его литературная совесть, понуждая раз за разом вымарывать следы очередного несостоявшегося откровения.

В конце концов Боря не выдержал, встал и извлёк запрятанную в книжный шкаф бутылку недопитого портвейна «Алушта». Выпил, прислушался.

За окном в медовом сумраке сентябрьского вечера загорались фонари и первые звёзды. «Какая глубина!» – улыбнулся сочинитель.

Мокрый асфальт, промытый первым осенним, но ещё по-летнему тёплым дождём, сверкал в лучах дворовых фонарей и разновеликих цветастых окон. Дома отражались в лужах на асфальте, превращая уютный московский дворик в чёрный бездонный колодец. На лавочке у подъезда напротив сидела кошка и замывала гостей. Точно такая же кошка притулилась вниз головой ниже по склону колодца.

– Какая глубина! – едва не рассмеялся Борис. – Глуби… Его пронзило воспоминание. «Эврика! Есть тема!» Боря бросился к клавиатуре. По экрану слева направо поползла строка: «Этим летом мы с женой отдыхали в Крыму, в посёлке Новый Свет. Стояла тропическая жара…»

…Крымское солнце плавило полуостров. Волны пенистыми валами выбегали из моря и раскладывали на песчаной отмели причудливые морские безделушки. Но торговля не шла. И тогда очередная волна торопливо соскребала с «прилавка» диковинные товары и пятилась в море.

– Жаден Нептун! – заметила жена.

Мы подошли к лодочной станции. Нас встретил плакат: «Дайвинг-клаб. Глубоководное погружение за смешные деньги!» Я посмотрел на жену, она ответила молча: «Иди, если тебе это надо».

Инструктаж перед погружением был короток и ленив, только самое необходимое. Затем инструктор натянул на меня гидрокостюм (гидру), маску, ласты, прикрепил к спине баллоны с воздухом и начал экипироваться сам. Покончив с экипировкой, он подошёл к бортику пристани, обернулся, сделал знак следовать за ним и спиной вперёд прыгнул в воду. Я как мог повторил все его движения.

…Высвечивая фонарями чёрные провалы глубины, мы медленно погружались на глубину. Инструктор шёл первым, я – послушно вторым. Довольно скоро показалось дно. Разбитые кувшины и прочие артефакты древнего кораблекрушения виднелись всюду. Вросшие в песчаное дно, они хранили торжественное молчание. Казалось, тронь любой из них – тотчас под глиняной «склянкой» встрепенётся и побежит по песку, как донный рачок, крохотный фрагмент потревоженного прошедшего времени…

Как потом мне проболтался один из местных «ловцов жемчуга», дно с разбитыми кувшинами представляло собой искусный исторический муляж. Но в те мгновения (уж поверьте!) я действительно наблюдал обломки старинного корабля, затонувшего, со слов инструктора, в самом настоящем двенадцатом веке! Ведь если двенадцатый век действительно существовал, почему бы не существовать и его обломкам?!

Далее случилось вот что.

На глубине тринадцати метров я почувствовал, что у меня кончается воздух, и подал знак инструктору условленным движением руки. Тот в ответ поднял большой палец вверх, мол, понял, всё хорошо, и как ни в чём не бывало продолжил донный дрейф. Однако воздух в моей трубке стал действительно заканчиваться. Я всё более нервно вдыхал его остатки, ещё и ещё раз объясняя жестом балбесу-инструктору, что есть проблема. Наконец до него дошло, что мне плохо.

Почему в моих баллонах закончился воздух раньше, чем у инструктора? Должно быть, от волнения я совершал много лишних движений, глубоко и часто дышал.

Теперь же, задыхаясь, я готов был сбросить маску! Инструктор протянул мне аварийную дыхательную трубку, прикреплённую к его баллонам. Я торопливо поменял приборы, но вдохнуть… не смог. Какой-то нервный спазм перекрыл движение грудной клетки. А мы ведь были на глубине! Наверное, я потерял сознание, поэтому совершенно не помню подъёма.

Горе-наставник вытолкнул меня из воды. Я повис на пробковом буе, сбросил маску, но сделать вдох ещё долго не мог. Я висел как дохлая рыба, не понимая – спасён или умираю. Было больно.