Максим Лист - Слайд-шоу

Рома молчал и ждал продолжения увлекательной истории, но его не последовало.

– Я вчера в больнице была…

– Да? А по тебе не скажешь – до сих пор беременная.

– Перестань, Рома! – улыбнулась Маша. – Ты чего какой колючка в последнее время? Устал?

Рома выдохнул, не зная, что ответить, все еще приводя мысли в порядок:

– Прости, может действительно отдохнуть надо. Ну, так что там, в больнице твоей?

– Сказали, на сохранение нужно ложиться, и до самых родов…

– Вот это новость!

– Прости, Рома, не смогла я до последнего дотянуть…

– Я же буду скучать по тебе, бездельничать и скучать! Ты же меня знаешь…

– А я буду звонить тебе каждый день по сто раз и скидывать по электронке твое расписание на день. Остальное теперь – сам! Ассистента тебе найти не успела: думала, еще есть время…

– На тебя это не похоже, – снова не упустил возможности поддеть Рома.

– Да, мой косяк, признаю! Рассчитывала, что за две недели до ухода простажирую замену. А за один день, сам понимаешь, змею в мешке подбрасывать не хотелось. В любом случае придется тебе в курс дела вводить. Но я там список кандидатов накидала, посмотришь, кого оставить. Завтра они по одному начнут приходить. Справишься?

– Придется…

– Ну и умница! Табаком от тебя сильно пахнет. Когда уже курить бросишь? Даже дома от твоего запаха избавиться не могу.

– Не ругайся, Конек-горбунок. Придет время – обязательно брошу. Когда на работу возвращаться думаешь?

– Хотелось бы после родов месяцок в себя прийти, а потом уж и на работу. Учись пеленки менять, – пыталась приободрить его Маша, – из офиса детскую комнату сделаем…

– Значит, в общей сложности два месяца у нас выпадает?

– Не совсем… уже есть график на неделю вперед – выполнить надо обязательно! А дальше станем брать только сверхурочки, чтобы у тебя запары не было – я же не смогу целый день на телефоне висеть. Потом тишина и детские крики радости, и постепенно в график встанем. Так что, надеюсь, только месяц выпадет. Отдохнешь от меня, зануды! Снова себя вольным художником почувствуешь, как в старые добрые времена, – сил наберешься! Только грибы больше не ешь!

– Ты, как всегда, права, Моя Счастливая Звезда! – Рома попытался ответить бодростью. – А грибы – всего лишь разовая ностальгия по культурной столице… и теперь нет желания вспоминать ни грибы, ни культурную столицу.

– Ну не грусти, Рома, я вернусь… и не одна!

– Да, все к лучшему. – Рома смотрел на угасающее изломанное отражение солнца в стеклах многоэтажки. Всего лишь первые дни августа, а уже витает дыхание осени…

– Кстати, завтра придет первый кандидат с утра – Никита. Мальчик совсем юный, но неглупый и воспитанный, работать сильно хочет! Сразу своим матом не пугай! По скайпу поговорить не удалось – в глаза не видела, если честно. Но по телефону я с ним долго общалась – из всех самым вменяемым и воспитанным показался. У остальных хоть и резюме гораздо интереснее, но почти все себя уже звездами мнят…

– А этот что, только воспитанностью зацепил?

– Ну не только, – уклончиво ответила Мария и, помолчав, добавила: – Ты смеяться будешь или ругаться…

И, изображая стыд, Маша закрыла лицо руками и сквозь них сказала:

– Он еще лошадей любит!

– Ну, Машенька, – Роман расхохотался, – такого я от тебя не ожидал! Что, на позднем сроке гормоны совсем покоя не дают?

– Ну не смейся! У меня уже у самой крыша едет – делаешь что-то и сама себя одергиваешь: то ли это бред беременной, то ли и правда так надо… Знаешь, как тяжело!

– Ладно, окружу вниманием твоего конелюба! – Рома ободряюще приобнял Машу. – Не поверишь, знаю, как это бывает, последний год так и живу: то ли сон какой-то, то ли так надо. Уже перестаю понимать, кто я, где я и зачем…

– Давно уж тебе говорю: «Жениться, вам надобно, барин». А то в последнее время невыносимый стал – дядька-истеричка. Хуже меня, ей богу! – с нотками обиженного ребенка пробубнила Маша.

– Женятся те, кто утратил веру найти лучшее!

– Или уже нашли его, – возразила Мария и с нескрываемым женским любопытством спросила: – Как там ваши дела с Ксенией продвигаются? В загс тебя еще не зовет бумажки подписать?

– Нет, она пока изучает повадки «жертвы» и метит территорию в моей ванной и спальне.

– Да, Рома, с такими метафорами ты еще не скоро женишься.

– Там на съемку не пора?

– Ой, точно! Через пять минут начало! Пошли. – Маша тяжело встала, привычно придерживая огромный живот рукой.

И они вместе направились к лестнице.

Однажды, в те далёкие времена, когда Рома в очередной раз пришёл в фотосалон, к нему обратился сотрудник – Слава, он же – Вячеслав, или, точнее, Вячеслав Андреевич. Даже спустя время после их знакомства Рома так и не смог для себя решить, как к нему обращаться. На вид лет тридцать пять, а может, сорок пять – даже это было непонятным. Иногда Слава казался совсем молодым: в широких модных джинсах с накладными карманами и в тёплом домашнем свитере, а иногда снимал с себя казённое чёрное пальто, под которым обнаруживался серый пиджак заводского бухгалтера и жалостливо повисший галстук, Слава тяжело дышал, кашлял, и казалось, что полвека он точно отпахал.

Круглое лицо, на голове – залысины, которых он, видимо, стеснялся. Потому, банально и бесхитростно, зачёсывал поредевшие волосы, пытаясь скрыть облысевшие участки.

Иногда носил очки; дорогие, но линзы располагались близко друг к другу и смотрелись на плоском и даже детском лице довольно нелепо. Когда их надевал, возникала забавная пантомима: время от времени Слава вздёргивал нос, будто пытался стряхнуть эти самые очки; от этого физиономия перекашивалась. Казалось, он наступает на ржавый гвоздь, и его корчит от боли. Но очень быстро вся внешняя нескладность переставала смущать – Слава обладал харизмой; в общении аристократично учтив и интеллигентен без назойливости. Это не было искусственным, потому не раздражало, а напротив, мягко принуждало поднимать из глубин памяти правила приличия и утраченные окончания слов, возвращая собственной речи литературную выразительность.

Позже выяснилось, что Слава – не просто сотрудник салона, но и его хозяин, а еще он преподаватель истории искусств в педагогическом институте, заведующий кафедрой истории там же, и вдобавок имел много разных ученых и почетных званий. Следовало бы обращаться к нему не иначе как Вячеслав Андреевич хотя бы потому, что Ромка тогда был не старше его студентов, но Слава на правах старшего с самого начала настоял на дружеском обращении на ты.

Он предложил организовать небольшой совместный бизнес. Обязанность Романа – фотографировать раздевающихся девушек, которых находил Слава. За каждую отснятую пленку он платил сто долларов, а это треть месячной зарплаты, которую получал Рома на заводе, работая сборщиком деревянной тары.