Максим Лист - Слайд-шоу

– Ну что опять?! – жалобно заскулил Артём.

– Да всё нормально – просто вспомнил, – и Рома, передразнивая, будто сам того не желая, медленно раздул щёки.

Артём тоже засмеялся, на этот раз открыто. Его улыбка оказалась чистой и светлой. Передние зубы чуть крупнее, чем им бы полагалось быть, и между ними маленькая щель. Оттого Артем напоминал мультяшного веселого кролика. Единственное, что портило улыбку, хоть и небольшой, но заметный косой скол верхнего зуба.

Раздался дверной звонок. Артём вмиг сделался серьезным и без слов пошел открывать.

«Пришла…» – почему-то с досадой подумал Рома. Он поймал себя на том, что ему… так хорошо здесь. И за эти несколько минут он словно вернулся в детство, но не в своё, а в то, про которое читал в книжках: добрые пионервожатые, верные друзья, бесконечное лето, костер по вечерам и приключения.

После армии в жизни Ромы будто выключили солнце – не осталось ни школьных друзей, ни поздних летних вечеров с гитарой во дворе, не собирались шумные компании – всё изменилось… Словно вечный промозглый ноябрь вытягивал жилы; все куда-то спешили, чем-то всегда озабочены, и самое главное – Ира стала чужой. Рома уходил из одного мира, а вернулся в другой: незнакомый, одинокий, холодный.

Может, удастся ещё посидеть на этой уютной кухне, да и Артём оказался вовсе не букой. Это был совсем другой Артём, к которому сразу чувствуешь симпатию и расположение. Даже странно, что раньше Рома этого не замечал.

Съёмка прошла быстро. Модель, как и большинство, оказалась незнакомой. Ее звали Таней. На вид лет восемнадцать, русые прямые волосы ниже плеч. Кукольные серьезные глаза, длинные ресницы, большой рот с пухлыми губами, бледная кожа. Полный стандартный набор прелестей. А вот само тело подкачало: грудь оказалась маленькой, точнее, просто намек на нее, как у девочки-подростка. По всему телу рассыпаны целые созвездия родинок. Зато ниже снова ждал приятный сюрприз! Никаких прыщей, покраснений, отросших волос и даже щетины от бритвы. Цвет кожи ровный, бугорок приподнят, губки широкие, симметричные, яркий, нахально вздёрнутый влажный клитор, обрамлённый сочными розовыми губами. А снизу – ложбинка, словно створка ракушки: ровная, с перламутром, зовущая в бездну. Одним словом, картинка!

Неразумно упустить такой шанс – снимать крупным планом. Но Рома не любил эти самые крупные планы, о «зуммах» тогда он даже не слышал, и для того, чтобы снять близко, приходилось буквально приближаться к модели, иногда почти вплотную. А это с физиологической точки зрения весьма непросто! Даже когда Таня всего лишь беззастенчиво сняла белые полупрозрачные трусики, член Ромы мгновенно раздулся, как поливочный шланг, по которому сильным напором пустили воду, но конец перегнули и безжалостно наступили ботинком. А уж снимать такую красоту с расстояния вытянутой руки и вовсе изощрённая пытка, но Рома одёрнул себя: «Я же фотограф! Я хочу только лучшие фото!»

После съёмки Рома уже не помышлял о чаепитии на кухне, а лишь торопился «выпустить пар». Он отдал плёнку Артёму, почему-то с грустью отметил, что на кухонном столе не было уже ни чашек, ни сладостей, ни салфеток. Артём как будто хотел что-то сказать, но Рома торопливо попрощался, всё о чем он мог теперь мечтать, – это поскорее оказаться в собственной ванне. Трусы успели намокнуть от перевозбуждения. Идти по улице, мягко говоря, было некомфортно. «Вот тебе и фотограф! Вот тебе и лучшие снимки!» – с досадой думал он, стараясь шагать быстро, но не причиняя боли распухшим яйцам.

Да, у этой профессии, несомненно, имелись издержки!

Павильон почти сразу опустел. Визажист проводил модель в гримерку. Осветители выключили оборудование без перестановок. Роман остался один.

Он задумчиво смотрел на пустую сцену, представлял новые сюжеты, прорабатывал планы на следующие съемки. Модный дорогой планшет предпочитал старому доброму бумажному альбому формата А4. В нем, как и раньше – в юности, зарисовывал световые схемы, делал пометки и просто графические наброски, начальные навыки художественной школы оказались все же полезными. Может, и зря он забросил в детстве рисование? Все твердили, что у него был талант.

Таких тетрадок накопилось несколько ящиков. Роман не делал из них тайны. Маша аккуратно подшивала альбомы, часто перелистывала их, но от комментариев вслух воздерживалась. Только однажды осторожно сказала, что из этих рисунков вполне можно сделать отдельную выставку. Рома лишь усмехнулся. Некоторые наброски Маша сканировала, пыталась подчинить их какой-то цифровой системе – составить каталог. Роман не вникал, основные идеи все равно оставались в голове, а эскизы служили, скорее, просто подсказкой.

Перед началом съемки Рома всегда знал, что собирается снимать и какого результата ожидает, и не жалел время на подготовку. В спонтанность, как любой профессионал, он не верил.

Случайные кадры, безусловно, отличаются живостью, но из них не сделать серию фотографий. Одиночные портреты Роман не любил. Ему была интересна именно «многослойность» модели, он всегда пытался раскрыть ее потенциал без остатка. В этом он видел свою задачу фотографа – с каждым кадром делать все новый и новый срез. Эта привычка осталась еще с молодых времен, когда существовало ограничение в тридцать шесть кадров живой пленки.

Через неделю была запланирована съемка некой особы, которая пожелала сделать фото со своим сыном-подростком. Так сказать, увековечить в памяти моменты заботы перед тем, как отпрыск покинет родительское гнездо.

Идея материнства прекрасна и банальна, но Роман славился как фотохудожник обнаженной натуры, а это делало любую затею заведомо пикантной, даже при условии, что данная серия частная. Рома знал, что сделанные им фото рано или поздно находят дорогу к свету. Иногда это делали модели по неосмотрительности, иногда из желания эпатажа, иногда недруги в качестве компромата и безнадежной мести. Но независимо от причин Роман все равно выигрывал, для него чужой пиар, особенно черный, становился лучшей рекламой. И это только добавляло желающих приобщиться к «свободе нравов» за подписью Романа Райца.

Вот и предстоящая съемка намечалась как спланированный отсроченный рекламный ход увядающей актрисы, чтобы иметь хоть какой-то козырь в рукаве, когда про нее все забудут.

Для Романа это означало, что от него ждут, прежде всего, фото, которые, помимо трогательной любви матери и сына, должны нести и нотки скандала! Они обязаны будоражить похотливую фантазию зрителя, но в то же время, даже при желании, полностью опровергать наличие инцеста и любого возможного негатива для подростка, которому мама, скорее всего, также пророчила богемную и яркую судьбу.