Яна Белова - Дом для Лиса

– Да, Лис, – кивнула Соня, с неподдельным интересом рассматривая свеженамалеванные каракули дочери, которые подсунул ей Макс, – Крис, а это у тебя что? – спросила она, показывая ей на квадратик с хвостом и ушами, под тремя треугольниками, в которых нетрудно было опознать елку.

– Это лис под елкой клад ищет, – с самым серьезным видом заявила Кристина, точно скопированным жестом Сони убирая с лица волосы.

– Нет, не похоже на меня, – улыбнулся Лис, поднял с пола коробку с мелками для рисования и лист бумаги, слез с дивана и, не обращая внимания на кусающего его за руку котенка и висящую на плече Кристину, следившую за его работой, быстро набросал эскиз лисицы, похожей на образ из старых советских мультиков. Черные лапы, гордая, изящная посадка головы, рыжий окрас, глаза у лисы были зеленые и прищуренные и вообще, выражение острой морды казалось почти осмысленным.

– Лис! Это же здорово! – восхитилась Соня, когда он победно развернул свой рисунок для всеобщего обозрения, – Ты когда-нибудь учился рисовать? Я хочу сказать, это почти профессионально.

– На Арбате с неделю к ряду, – довольный произведенным впечатлением Лис не пытался уйти от ответа.

– Может, тебе дальше этому учиться? – предложил Макс, упав рядом на диван.

Разбросанные по дивану мелки, карандаши и занятая обгрызанием одного из них кошка дружно подпрыгнули вверх.

– Мне редко хочется рисовать, – пожал плечами Лис и потом мне не нравится, когда, то что мне нравится, становится обязательным. Я бы, например, ни за что не стал бы рисовать чьи-то портреты за деньги. Каждый день караулить туристов, уговаривать их послужить натурой, противно…

– Я же не предлагаю тебе туристов рисовать, – засмеялся Макс, – у нас куча знакомых внештатных художников, готовых подработать. Когда, к примеру, у тебя будет настроение, звонишь кому-нибудь из них, он приезжает и рассказывает как что лучше сделать, краски смешать, например.

– Даже если проще сделать, в студию художественную тебя записать, это не значит, что ты должен будешь обязательно ездить туда, нет настроение и ладно, есть – Фернана под белы рученьки и поехал.

Лис задумался, с одной стороны идея ему нравилась, рисовать он любил, но всегда стеснялся, не вязалось это с его представлениями о том, чем надлежит заниматься настоящему мужчине. Соня и Макс хотели его чем-то занять, он это прекрасно понимал, в последние дни он не раз слышал, как они обсуждают скорый отъезд Макса и какие-то дела Сони в Мадриде. Наверное, стоило их успокоить, убедить, что он в порядке и вполне свыкся с новыми условиями. Он чувствовал себя им обязанным, ведь судьба очень многих выброшенных состоит как раз в том, чтобы таковыми оставаться.

– Ладно, все равно мне нужна практика в испанском языке, а в художественной школе будет с кем общаться, – наконец решил Лис.

– Отлично! – Макс поднял на ладони ошалевший от тепла и внимания рыжий комок шерсти и чмокнул его в крохотный розовый нос, – Ты прав, общение здесь дефицит, в округе твоих сверстников нет, насколько мне известно, ну да ничего, со временем отыщешь единомышленников. Поехали завтра в город, посидим в ресторанчике каком-нибудь, у моря побродим.

Конечно же, Лис не отказался. Всю ночь он размышлял о предстоящей поездке, любуясь на фосфорицирующий в мягком лунном свете нарисованный булыжник в углу, пока не поймал себя на мысли, что не в состоянии больше вернуться к былому восприятию реальности, где был он и все остальные. Он думал о том, в любой ли ресторан можно повести Кристину, о том, что в забегаловке типа Макдоналдса Максу и Соне не понравится и что он желает видеть на своем дне рождении только их троих и никого более.

Мерно гудел прибой, жалобно выл запутавшийся в расщелинах прибрежных скал ветер и где-то на границе сна и яви звучал щемящий гитарный перебор испанского мотива.

День рождения удался. От Сони и Макса Лис получил в подарок цифровой фотоаппарат, Кристина презентовала ему нераспечатанную коробку цветных карандашей и коробку с гуашью из своих запасов. Сразу после легкого завтрака они отправились в город и бродили там до позднего вечера. Лис своими глазами увидел знаменитый собор Ласео и дворец Альмусзанда, его флюгер в виде ангела, о котором читал в путеводителях еще в Самаре, по традиции бросил в колодец монетку, увидел в порту яхту короля Испании и попробовал настоящей испанской паэльи, показавшейся ему обыкновенной рисовой кашей с мясом, стал свидетелем того, как «оживают» памятники, даже поговорил с актером, изображавшим один из таких памятников. Погода стояла ветреная, яркое, совсем не зимнее солнце слепило глаза, играя на цветных витражах и стеклах. Туристов почти не наблюдалось, не тот был сезон.

В прибрежном пустом кафе Соня и Макс потягивали терпкий глинтвейн, Кристина осторожно прихлебывала капучино, не поднимая со стола чашки, а Лис пил ароматный кофе со сливками и тонким коньячным привкусом. Запах этого кофе, перемешенный с соленым запахом моря, четко отпечатался в памяти. Солнце и ветер играли с облизывающими острые камни волнами, рассыпая их на мельчайшие частицы водяной сверкающей всеми цветами радуги пыли. Обнаглевшие жирные чайки воровали остатки еды из урны внизу открытой террасы кафе. Лис сделал несколько удачных фотографий новым фотоаппаратом.

Макс рассказывал о ежегодной парусной регате, устраиваемой в честь его величества Хуана Карлоса дэ Бурбона, рассказывал о собственных путешествиях к Северной Земле и на юг Африканского континента, о пятидесятилетних штормах, при которых волны достигают высоты многоэтажных домов, о «неправильных» волнах, возникающих из ниоткуда, неся гибель всем кораблям, попавшимся им на пути. Лису казалось совершенно естественным, что этот человек пренебрегает опасностью, в нем было столько жизни, что смерть была обязана бояться его по определению.

К вечеру солнце скрылось за набежавшими чернильно-синими тучами, окрасив на западе небо в цвет свежего синяка, малиново-алые и фиолетовые всполохи разлиновали горизонт, на море легла суровая серая тень, ветер сделался пронзительно колючим. Бродить по берегу и смотровым площадкам стало неинтересно, Макс повез всех выбирать домик для кошки, заодно купили ей шариков и плюшевых мышек для игр. Соня и Лис долго спорили, как ее назвать, в итоге остановились на имени Фелисия, что в вольном переводе с латыни значило счастливая. Домой вернулись ближе к ночи, поужинали сырными крекерами и тостами и разбрелись по комнатам, усталые и довольные.

Уже лежа в постели, Лис вдруг подумал, что это был лучший день рожденья в его жизни и почему-то сам от себя того не ожидая, заревел, уткнувшись в подушку. Два года он не знал, что такое слезы, не плакал, когда было больно, страшно или обидно, а теперь готов был реветь без всякого на то повода, раздражая сам себя бессмысленностью такого поведения. В конце концов, обозлившись, он успокоился и заснул.