Айслан Балган - Боль. Сборник рассказов

– А, собственно, из-за чего? – поинтересовался Юрий.

– Я не знаю. Она почему-то ни с того ни сего начала плакать.

Эрнест отвёл глаза от пристального взгляда Юрия. Он похолодел.

Между тем, Юра сверлил взглядом Эрнеста. В голове боролись две мысли, перевешивающиеся на чаше весов. И какую же из них ему сказать? В итоге он произнёс:

– Такая перемена в настроении и эмоциональная аномалия наблюдается в тех случаях, когда с ребёнком произошла травма. Например, избиение, непринятие в обществе. Ребёнка кто-то отвергнул. Если судить с точки зрения Даши, то всё это в совокупности выбивает её из социума. Например, заключённые, просидевшие много лет в тюрьме, выходя на волю, понимают, как сильно изменился мир. Всё не такое, как было во времена его молодости, перед тем, как он совершил преступление. Тюрьма – это отдельный мир, неподчиняющийся нашему. Она живёт своей жизнью, отдельной вселенной. Представьте, человека, который попал в будущее и не имеет шанса возвратиться в настоящее. Какой шок для него это будет? Также с Дашей. Она понимает, что выстроенный ею барьер зашёл с ним слишком далеко.

– Господи, я не понимаю, о чём вы! – сказал Эрнест, с активностью жестикулируя руками.

– Я говорю, что она думает, мол, общество не примет её.

– Короче, она понимает безысходность своего положения?

– Так бывает со всеми нарциссами и эгоистами, питающиеся энергией кого-либо. В вашем случае – это вы. Она насытилась вами, а когда вы приняли меры не кормить её своей энергией, то есть, практически лишив её духовной пищи, она… – Юрий провёл пальцем у горла. —…Ну, вы поняли. Каково было бы писателю, которого лишили воображения и умения излагать мысли? Каково было бы извращённому бандиту, лишившегося стимула насиловать, грабить и причинять боль? Вы читали «Заводной Апельсин»?

– Нет, но смотрел фильм Кубрика, – ответил Эрнест.

– Не важно, главное вы суть поняли.

– А в чём проблема Даши, ведь она же может продолжить жить.

Юрий кивнул:

– В этом-то и дело. Каждый человек, переживший травму, обязан продолжить жизнь. Она пережила акт насилия два раза.

– Подождите, во второй раз я понимаю… Это издевательство в туалете, а первый-то какой, я понять не могу?

– Постарайтесь вспомнить, что было до момента отправления Даши в школу. Что произошло?

Эрнест начал рыться в картотеке памяти, бороздить по мысленным дебрям. Он застукал дочь с флаконом наркотиков. Они шипели на кончике языка. Даша откинула голову, ощущая кислотность таблетки, в глазах почернело.

Он слышал треск флакона, упавшего с четвёртого этажа на землю. С этим стеклянным треском выстроилась разверстая пропасть. Недавно они провели время в океанариуме. Все втроём. Сейчас же, стоя у окна и слушая треск флакона, он ощутил эллипсизм – печальное чувство, возникающее из-за осознания того, что больше не увидишь того или иного радостного события. Треск стихал и стихал, и стихал (для остальных людей он давно стих, лишь Эрнест продолжал слушать эхо осколков), и когда воцарилась гробовая тишина, он вонзил пальцы в мякоть ладоней. Остались кровавые полумесяцы. Эрнест смотрел в сгущающуюся тьму. Тьму густую, цепкую и вязкую, словно нефть. Она явилась таким образом, каким впрыскивается яд в кровь. Светлый осколок разбитого флакона, тонущий в нефтяной тьме. Он не находил слов для описаний этих чувств – angst и эллипсизм. And not more.

Утром он заметил, что кто-то не смыл за собой воду в унитазе. Конечно, эта деталь не стоило его внимания, но она не давала ему покоя. Света? Ага, вряд ли педантичная домохозяйка не спустила бы воду в унитазе. Она упрекала мужа, что его моча попадала мелкими каплями на стульчак. Поэтому тот каждый раз вытирал стульчак клочком туалетной бумаги. Он вытирал мочу с мыслями об упрёках жены или её шуточек на этот счёт. Иногда она шутила, что его прицел сбивается… но чаще жаловалась.

У двоих подозреваемых – алиби. Хм-м, кто же тогда, инспектор Тверской? Даша? М-да, похоже на неё. Мать сотни раз говорила, что ей нужна помощь от дочери. Она сотни раз упоминала грязную гарнитуру, унитаз, пол и стол в крошках. «Я сама не могу за всем уследить. Здесь работает только одна хозяйка, девушки нет! А мне твоя помощь как-никогда нужна» – говорила она Даше. Эрнест же сидел за столом, попивая чашку горячего кофе и скрыв лицо за газетой. Дело матери – приучать девочек к трудолюбию и чистоплотности.

Эрнест всегда хотел сына. Он ходил бы с ним на рыбалку, учил бы плавать, водить машину и воспитывал по мужским правилам. Сын, с которым можно посмотреть вместе футбольный матч или поиграть хоккей зимой.

Мать… Даша не спустила воду…

Мать?

Он ни к чему не пришёл. Но отметил, что стоит поговорить с матерью… О чём? Что ОНА делала до того инцидента в школе.

Травма…

Мать?

( ?мать? травма?)

(!ДАША!).

— Извините, ничего не помню, – сказал Эрнест. У него заболела голова. В мыслях гудело:

( ТРАВМА МАТЬ ТРАВМА МАТЬ ТРАВМА МАТЬ)

– Ладно, не буду мучать вас допросами. Я пойду?

( !ДА-А-А-А-А-АША-А!)

– Да-да, конечно. Она, наверное, уже там.

Эрнест смотрел в сгорбленную спину Юрия. Ему показалось, что тёмный влажный круг от пота – это кровь…

Даша сидела в своей комнате. Она надела мешковатую толстовку и джинсы, вытерла полотенцем волосы. Палец болел саднящей болью. Она слышала их разговор. За время их дискуссии её ноздри то расширялись, то уменьшались. Из них вылетало горячее дыхание.

Она спрятала циркуль под рукав. На всякий случай. Зашёл Юрий, шаркая по ковру, за ним – Эрнест. Он посмотрел чувственными глазами то на отца девочки, то на саму девочку. В комнате повисла тишина.

– Юрий, вы…

– Привет, – сказал он. Юрий присел на край кровати, расположившись в открытую позу. Руки лежали на коленях, осанка – выпрямленная, глаза смотрели на Дашу. Тем самым, он показывал открытость по отношению к девочке. Подростков отпугивают замкнутые, скованные позы, и те тоже закрываются. Говорят же, что изменения в жестах и позе происходит на невербальном, подсознательном уровне. Юрий придерживал мнение о возможности управления мимики и прочего. В них сознания и психика зашифровала истинный код человека. Если человек умеют читать код твоих жестов, мимики и поз, он видит тебя насквозь – зрит в корень. Нет скрещенных на груди рук, ведь это бы показывала замкнутость человека и неуверенность в определённой ситуации. Просто открытость. Когда Юрий ещё ходил в детсад, он на даче наблюдал за цветами в ранее, утреннее время. Тогда бутоны цветочков не раскрывались. Следовало ждать, пока бутон откроется и покажет сердцевину с пыльцой. Наблюдать за раскрытием бутона – завораживающее зрелище. И когда тюльпан открывался, Юра без всякого сомнения рвался понюхать пыльцу. Почему? Детское ребячество. Он, будучи маленьким, насмотрелся сказок о «Аленьком цветочке» и «Дюймовочке». Поэтому Юра предполагал, что тюльпан, раскрывшись, тотчас же закроется. Он оперировал пословицей: «Куй железо, пока горячо!».