Марк Шувалов - Анамнезис-2. роман

Для этих целей отец представил меня профессору Конникову, своему старинному знакомому, с которым я тут же заключил контракт. Конников жил в Швейцарии, куда его переманил в свое время мой отец, но часто посещал Россию, ибо имел здесь на пару с компаньоном какой-то бизнес. К тому же, он не изменил российского гражданства и даже регулярно читал лекции в университете. На нашем веб-портале Конников открыл свою страничку, его привлекала возможность работы с широким кругом читателей Журнала, среди которых он как драгоценные крупицы выискивал своих пациентов. Он разрабатывал тему интернет-зависимости и бегства в «виртуальную реальность», так что его на профессиональном уровне интересовали личности, ищущие, прежде всего, возможности выговориться, оставаясь при этом невидимыми собеседнику. Ведь такой стиль общения привлекает людей, испытывающих состояние хронического напряжения, тревоги и даже отчаяния. Это не просто поиск новизны и стимуляции чувств – интернет придает смелости быть максимально откровенным и открытым в описаниях своих переживаний, что не всегда возможно при живом контакте. А абсолютная оголенность личности для исследователя имеет принципиальное значение.

Конников своим обезоруживающим собеседника взглядом, как и мой отец, привлекал мое внимание неким непреодолимым для меня экраном возраста и умственного багажа, перемещенного, как я подозревал, в иные плоскости, нежели мой собственный. Правда, в отличие от отца, с Арсением я мог достаточно откровенно беседовать на темы взаимопонимания мужчин и женщин, а также того, как меняется психика человека с возрастом, какие метаморфозы претерпевают его взгляды на жизнь…

Помнится, Анна всегда навязывала мне вину. По молодости и глупости я боролся с комплексами жены, но пришлось оставить это неблагодарное занятие, ибо в конце концов я понял, что развились они у нее от неуверенности в себе, и требовался весь мой такт, дабы не усугублять положение. При утонченно изысканной внешности Анна почему-то считала себя недостаточно привлекательной и даже страдала от несоответствия внешнего облика и внутреннего самоощущения. И как только ни пытался я снять ее зажимы, каких только психотехник ни применял. Но активно вмешиваться в свой мир она не позволяла, и в ответ на домогательства предъявляла мне тысячу обвинений в том, что я совершенно ее не понимаю и никакой я не психолог, а самовлюбленный мужлан, которому не доступны тонкие движения женской души. Я бросался «исправляться» и угождал ее тайным и явным желаниям, пытался применять методики, которым учил своих студентов, но Анна презрительно отвергала психоанализ, гештальт-терапию и прочие интеллектуальные изыски, успешные в отношении других людей, не испытывая благоговения перед стройными сводами храма психологической науки и не подчиняясь ни одному из ее законов. А попробуйте-ка хоть как-то воздействовать на знатока ваших личных слабостей. Анна разрушала любую мою защиту, и все же я уходил от ссор, приводя убедительные аргументы в пользу своей невиновности. Однако как муж я требовался ей виновным во всем: так ей было спокойней – признание «вины» являлось с моей стороны подтверждением любви. И эта игра, длившаяся много лет, имела непреходящую ценность, ибо удерживала в постоянном напряжении мои чувства.

Временами у Анны случались романы на стороне, которые однако не привели нас к разрыву. Конечно, не она, а именно я относился к ним достаточно спокойно по причине некоей извращенной уверенности в том, что любви нужен отдых, так же как телу после труда, ведь она именно труд, порой изнурительный. Эта толерантность к изменам и была моей истинной виной. Я хотя страдал и мучился, знал, что Анна не может никого любить кроме меня и всего лишь «доказывает» мне мою неспособность понимать женскую душу.

Всем своим поведением Анна специально «нарушала» положения авторитетных теорий, дабы в очередной раз посмеяться над моей приверженностью тому или иному модному направлению психологии, которым я в тот момент увлекался. Раскладывая по полочкам и объясняя самому себе нашу ситуацию, я приходил к определенным, строго обоснованным выводам, но действовать «по науке» в отношении себя самого, а тем более – жены, мне никогда не удавалось, и как специалист с собственной душой я терпел полный крах. Слабость Анны полностью порабощала меня нежеланием освободиться от этих пут. И, проклиная порой «бабские задвиги», необоснованные претензии, граничащие с глупыми капризами, постоянные вспышки гнева и ревности, все эти гормональные бури, я не мог прожить без Анны и дня.

Впрочем, сейчас ей хорошо с другим, и я безмерно рад этому, ибо и сам освободился от непосильного груза ответственности за нее. Хотя… мы всегда ответственны за наших близких, где бы и с кем они не жили.

В последнюю нашу встречу я понял, как люблю ее, и в ответ на ее счастливые слезы сам плакал такими же счастливыми слезами. Мы напрочь забыли о прежних ссорах, словно заново родились и только вчера встретились, чтобы не замечать ничего низменного. А ведь много лет каждый из нас жил в своей отдельной комнате. Но теперь мы больше не желали терять драгоценных минут любви, подаренных жизнью. Ведь у нас не осталось тем для ссор и взаимного непонимания. Хотя я благодарил судьбу даже за наши прошлые ссоры и за встреченных Анной любовников, за весь тот багаж знаний и ощущений, которые, спрессовавшись, открыли мне новое видение. Все это были поиски истины: они вели нас обманными путями, но мы подчинялись нити, нас соединявшей.

И конечно, никто лучше Ани не мог меня поддержать, как и больнее обидеть. Однако сейчас я готов был стерпеть от нее любую несправедливость: мысль о том, что я отличный «громоотвод» приносила мне невыразимое счастье. Она, выйдя замуж за другого, словно растратила весь запас холодности и желчности в мой адрес, оставшись передо мной в полупрозрачном наряде юной девушки, которую я встретил более двадцати пяти лет назад.

Помнится, тогда меня завораживали ее нежные щечки, а то далекое ощущение сердечной дрожи при нашем первом свидании осталось где-то на задворках сознания. Оно возвращалось ко мне при виде родного лица, всякий раз предстающего новым: то ли из-за макияжа, то ли из-за выражения. А может, его меняло освещение.

К работе на кафедре у меня добавились новые обязательства, ведь я взялся сотрудничать с Журналом. Помимо дополнительного заработка это служило превосходным накоплением материалов для моей монографии, хотя по-настоящему хорошие деньги приносил мне только наш с Георгием бизнес, да еще богатые клиенты, нуждавшиеся в психотерапевте. Правда, все они за редким исключением обладали непробиваемым душевным равновесием и великолепным физическим здоровьем, но, следуя моде, что называется, с жиру бесились. Однако я все же волновался об одной пациентке, «вести» которую меня уговорил в свое время Ферсман. Вот только наблюдать ее лично мне не представлялось возможности, – наше общение шло через Интернет, впрочем, я полностью доверял Георгию. Да мы и всегда составляли с ним прекрасный альянс – будь то в бизнесе, медицине или просто жизни.