Елена Сычёва - Лидеры – на втором плане, или Самый заурядный учебный год. Книга 1. Лето. Школьный роман

И, не дожидаясь ответа, выбежал из учительской. Лариса Антоновна тоже посмотрела в окно. Отсюда, из окна учительской, были видны три неширокие аллеи, ведущие к выходам на разные улицы. По одной из аллеек брела маленькая фигурка в белой безрукавной кофточке и светло-серой короткой юбке. Наверное, Эля все это время плакала в каком-нибудь пустом классе – вот только сейчас ушла…

Когда Городецкий выскочил на порог школы, девочки уже не было видно. Игорь Алексеевич прибавил шагу.

– Калинина! Подожди! – крикнул он, выбегая на улицу.

И растерянно остановился. Ученица исчезла: то ли свернула в проходной двор, то ли села в троллейбус, который только что отошел от остановки, находившейся возле школы. Он не поленился – пробежал до проходного, но девочки там не оказалось. Значит, уехала. Раздосадованный учитель повернул обратно.

Обе химички сидели, уткнувшись в свои бумажки. На скрип двери обернулась одна Алиса Александровна; Ярославцева сделала вид, будто всецело поглощена работой над характеристиками. Городецкий сел за свой стол и взял авторучку. Некоторое время все молчали.

– Что это у вас так тихо? – поинтересовалась, входя, учительница русского языка и литературы Любовь Михайловна Антипова, невысокая крепенькая девушка, круглолицая, с чуть вздернутым носиком, с короткими волнистыми волосами.

– Сейчас исправим, – мрачно пообещал Игорь Алексеевич. – Громко будет…

Любовь Михайловна разложила на соседнем столе огромную толстенную тетрадищу, сшитую и склеенную из нескольких «амбарных» книг, – сводную ведомость успеваемости школы – и, усевшись поудобнее, с интересом посмотрела на учителя физкультуры.

– Игорек, тебя невеста бросила? Ты что такой хмурый?

– Да вот… – он в упор посмотрел на Ларису Антоновну. – Эта мама классная Калининой характеристику изгадила, вообще не подумала, КУДА девчонка поступает.

– Серьезно?! – ахнула Любовь Михайловна.

– Я так понимаю, в музыкальное? – спросила Алиса Александровна.

– В музыкальное, – круглое детское лицо Любови Михайловны стало озабоченным. – Но все зависит от того, что в характеристике, – а то и документы могут не принять! Заведение все-таки серьезное – хоть и училище, но вузу не уступит.

– Скорее всего, не примут, – хмуро произнес Игорь Алексеевич. – Она ее там так представила… Да еще, насколько я понял, по поведению «неуд» ей влепила.

– «Неуд»? За что?! – учительница литературы с ужасом смотрела на Ларису Антоновну. – Лариса, что ты сделала?!. Как ты могла?!. Просто так! Ни за что! Кому ты этот «неуд» поставила – ты хоть бы подумала! Сироте беззащитной! Да если бы она в самом деле хоть в чем-нибудь была виновата!.. И то люди стараются в любом случае ребенку помочь – вдруг потом все наладится? А ты… – Любовь Михайловна схватилась за голову. – Боже мой! Куда же она теперь пойдет?

– Ну, в техникум какой-нибудь возьмут, – робко заметила Алиса Александровна. – ПТУ, в крайнем случае… В школе можно остаться. В другую школу перейти… Какой-нибудь выход все равно должен быть!

– Аля, какое ПТУ? О чем ты? – горячо возразила Любовь Михайловна. – Она – талантливая пианистка! – и, видя по лицу Ларисы Антоновны, что та с ней не согласна, с вызовом повторила: – Да, талантливая!

– Несмотря на то, что в школьной самодеятельности не участвовала… – вставил Игорь Алексеевич.

– Да почему – «не участвовала»? Она же часто выступала! В хоре, может, не пела, а на рояле-то играла, ты же знаешь… Почему все считают, что самодеятельность стоит выше профессионализма, и почему думают, что играть легче, чем петь?.. Прямо помешались на этом пении! Если человек в хоре не поет – то прямо уже и не человек!.. А ты попробуй сыграй что-нибудь! Настоящее – не «Мурку» какую-нибудь! И не «Чижика» одним пальцем! И тоже – по-настоящему!.. Да в хоре ты не один, а пианисту прятаться не за кем… Она в конкурсах участвовала, даже уже не городских – республиканские, Всесоюзный, международный – это ни о чем не говорит?!. А на вечере старинной музыки в филармонии я сама ее слышала, она концерт Баха для клавесина с оркестром играла… Правда, тоже на рояле – клавесинов же у нас в филармонии не водится… Нет, ну как же… – Любовь Михайловна перевела взгляд на учителя физкультуры. – Игорь, что теперь делать?

– А что сделаешь? – угрюмо проговорил тот. – Ну, характеристику, допустим, можно переписать. А свидетельство? «Неуд» же остается! Если и свидетельство переоформлять – это же такая волокита!.. Кому-то в гороно идти, акты составлять… что оценка поставлена ошибочно, свидетельство номер такой-то считать недействительным… как-то так… Родители, мне кажется, не пойдут, классный руководитель, насколько я понимаю, тоже… – он снова бросил на Ларису Антоновну недобрый взгляд. – А мы с тобой что сделаем? Просто учителя, молодые, рядовые, неопытные, что-то там о себе возомнили, какую-то там справедливость восстанавливать надумали… а я вообще физкультурник, кто физкультурников да музыкантов всерьез принимает? Был бы кто-то из нас ее классным руководителем… А в таком случае ничего этого и не было бы – ни ты, ни я не допустили бы!

– Просмотрели мы девочку! – с горечью произнесла учительница литературы.

– Просмотрели, – вздохнул Игорь Алексеевич. – Нет, а, если разобраться, что такое – «просмотрели»? – он вдруг снова вскочил из-за стола и заметался по учительской. – Ты могла подумать, что Лариска до такой подлости дойдет?

Любовь Михайловна, закусив губу и по-прежнему глядя на всех расширенными глазами, мотнула головой – нет, дескать, такого даже подумать не могла. Ларису Антоновну затрясло. Тоже поднявшись, она стала нервно собирать документы.

– Вас бы на мое место! – закричала она срывающимся голосом. – Директор с Изольдой постоянно над душой стоят! Из горкома звонят, из треста звонят, из прокуратуры звонят!..

И, прижимая к груди кривую стопку папок, выбежала за дверь. Ее небольшая неприязнь к учителю физкультуры в считанные секунды, многократно увеличившись, почти переросла в ненависть. Легко быть честным и порядочным, имея в резерве такую защиту, как у него! Будь ее папой светило-нейрохирург профессор Городецкий, у которого в неоплатном долгу САМ – Первый секретарь обкома партии Томилин, – она тоже проявила бы принципиальность! И наплевала бы на грозные должности пап и мам, вырастивших подонков! А попробовал бы кто-то на нее надавить – не надо, мол, мальчикам жизнь портить, – она бы со слезами к папе: ах, папочка, меня заставляют поступить непорядочно, как быть? А папочка позвонил бы первому лицу в области – Первому секретарю обкома КПСС, сын которого попал в страшную аварию и мог бы провести в инвалидной коляске всю оставшуюся жизнь (это при условии, если еще жив остался бы) … На неофициальном уровне, наверное, вся область знала, что Томилин ждет-не дождется, чтобы что-нибудь сделать для чудо-врача, который оперировал его сына. А врач только изредка просит помочь кому-то другому, да и то, если у человека поистине тупиковая ситуация – такой вот на удивление скромный врач попался, другой бы на его месте давно уже всю родню обеспечил и квартирами, и должностями, и всех племянников по вузам распихал бы. О той сложнейшей многочасовой операции, блестяще проведенной Городецким-старшим, писали во всех центральных и областных газетах – ведь не о переломанных костях шла речь, а о раскуроченном мозге и изорванных нервах, которые управляют всем человеком, и нужно быть ювелиром, чтобы восстановить их. Да разве Томилин откажет в какой-то просьбе человеку, который его сына на ноги поставил, предварительно в самом прямом смысле поправив мозги и тем самым позволив парню остаться полноценным человеком, а не «овощем»?! Тем более, если в этой просьбе не только не содержится ничего незаконного, а, наоборот, речь идет о соблюдении закона? Вот и в случае с Элей так могло быть: одно бы слово – и прокурор вылетел бы, и секретарь горкома, а уж про торгаша (пусть даже из какого-то там треста!) и говорить-то смешно!.. Но она – не дочь профессора Городецкого, поэтому ей нельзя было восстанавливать против себя ни директора, ни всех прочих: мало ли, что еще в жизни случится, вдруг придется обращаться и к прокурору Кольцову, и к этой бабе из горкома (надо будет фамилию уточнить, какая-то фамилия незапоминающаяся), они все наперебой приглашали ее обращаться к ним «в случае чего»…