Елена Сычёва - Лидеры – на втором плане, или Самый заурядный учебный год. Книга 1. Лето. Школьный роман

Он закрыл за Элей дверь и снова ушел в кухню. Слышно было, как он негромко стучал посудой, помыв и расставляя ее на сушилке.

В «бабушкиной клетке» смогли поместиться только шкаф, кровать, стул и маленькая тумбочка. Все старое, немодное, но Эле это даже понравилось. Сетка кровати прогнулась, когда Эля легла, и, чуть спружинив, несколько раз качнула девочку, словно убаюкивая. От белья пахло травами. Толстое теплое одеяло оказалось необычным: оно было легче ватного, но тяжелее пухового, и Эля так и не поняла, чем же оно набито, но гадать не стала – просто завернулась в него и устроилась поудобнее. Она только сейчас начала чувствовать, как ноют ноги после многочасового хождения пешком, и какое это удовольствие – лежать спокойно… и не ожидать беспричинного крика мачехи… слушать шум дождя…

Дождь то немного стихал, то принимался лить с утроенной силой. Над городом появилась очередная грозовая туча: снова загремело прямо над крышей Валеркиного дома. Со стороны железной дороги донесся гудок, и Эля, уже засыпая, вспомнила о том, что всего лишь час назад могла умереть, и содрогнулась. «Наверное, так теперь и будут кошмары сниться», – последнее, что она успела подумать. Но кошмары не приснились – вообще ничего не снилось. Она проспала все: как вскоре пришли домой родители Валеры, как Валерка сказал им: «Если бы она умерла, то я бы тоже…», как Валеркина мама, войдя в «бабушкину клетку», долго стояла возле кровати, наклонившись над Элей и рассматривая при слабом свете ночника изможденное Элино лицо, морщины на нем и особенно пристально – волосы с серебристыми прядками, вздыхала и вытирала слезы, как совсем поздно звонил Игорь Алексеевич – спрашивал, не знает ли Валера, к кому могла бы пойти Эля, а Валеркина мама попросила его приехать к ним завтра утром, желательно пораньше, потому что разговор предстоял серьезный, а значит нетелефонный, а на работу к девяти и Людмиле Георгиевне, и Игорю Алексеевичу – значит, надо все обсудить до ухода. И о чем потом долго говорила вся семья, Эля тоже не слышала…

***

Ровно в половине седьмого утра Игорь Алексеевич был у Капраловых. Несмотря на полубессонную ночь, все взрослые утомленными себя не чувствовали, а поговорив за утренним кофе несколько минут, взбодрились окончательно. На итоговом родительском собрании Валерины родители не присутствовали, а Валера дома ничего не рассказывал об Элиных несчастьях, поэтому Капраловы были шокированы, выслушав рассказ Игоря Алексеевича. В свою очередь, учитель был потрясен, узнав, что случилось вчера вечером, и, напрочь забыв, что он учитель и к тому же сын профессора, а перед ним находятся родители ученика, отреагировал бурно: грохнул кулаками по столу и выразился так, что могли бы позавидовать представители славного рабочего класса и колхозного крестьянства. Промах этот оставили без внимания – мелочи! От возмущения человек может сказать все, что угодно…

– Ну, что теперь? Свидетельство не переделаешь… – в десятый раз повторил расстроенный физкультурник.

– Нет, в училище ей показываться в этом году больше не стоит, – перебила Людмила Георгиевна. – Я ее к нам на работу возьму.

– К «вам» – это куда? – поинтересовался Игорь Алексеевич.

– Дворец культуры железнодорожников. Я директор, – объяснила она. – У нас с осени гимнасты и танцоры расширяются, новые группы будем набирать. Нужен еще один концертмейстер… уже звонили девочки и из училища, и из института, интересовались… хорошо, что пока никого не приняли!.. Я думаю, она с этой работой справится, у нее по музыке одни «пятерки», я ее документы смотрела (нехорошо, конечно, без разрешения по чужим сумкам шарить) … И Валера говорит, что она хорошо играет… Годик поработает, а потом поступит: и рекомендацию дадим, и характеристику напишем – не такую. Да и вообще за год может многое измениться.

– Вы не пожалеете! – горячо заговорил Игорь Алексеевич, порывистым движением прижав к груди ладони. – Девочка – чудо! Может быть, слишком серьезная. И молчунья. Такие почему-то не всем нравятся – их высокомерными считают.

– Ну, на всех не угодишь, – вздохнула Людмила Георгиевна, разливая по чашкам вторую порцию кофе. – Пусть серьезная, пусть молчит… Это не страшно. Я боюсь, волокита начнется, когда буду опекунство оформлять. Скажут: метраж не позволяет. Хотя угол отдельный найдется.

– Может быть, – мрачно сказал учитель. – Я такой случай знаю. Один мой друг купил в частном секторе полдома. Парень иногородний, художник по образованию. В одной комнате мастерскую сделал, а в другой сам живет. Приехал младший братишка, поступил в институт – все нормально. Дошло до прописки – ни в какую! Метраж мал. Только родителей можно прописать. Он доказывает: «Товарищи! Милые! Это же маразм – то, что вы говорите! Одного человека и прописать, и куда-то поместить легче, чем двоих. Вот как раз родителей мне будет некуда деть, разве что из дома уйду или в мастерской под мольбертами спать буду на коврике, как собака, чтобы им место освободить, а с братом мы нормально размещаемся – он у меня на кресле раскладном спит». Нет и нет! Так братишка и живет у него, а прописан в общежитии.

– Ох, да все у нас не слава Богу! – невесело проговорила Людмила Георгиевна. – Волокита, конечно, будет та еще…

– Вы мне тогда сообщите, – сказал Игорь Алексеевич. – Я отца своего подключу, он часто знакомым помогает, особенно когда что-то незаконное выплывает. Или просто какой-то сложный случай. Он тогда звонит Томилину и спрашивает: «Николай Васильевич, подскажите, пожалуйста, к кому можно обратиться вот по такому вопросу, а то вот такая ситуация у человека сложилась»… Вроде бы и помочь напрямую не просит – но Томилин сразу кидается выяснять, и тогда кое-кому жизнь медом не кажется!

– О-о-о!.. Он у вас с самим Томилиным общается? – удивился Валерин отец. – Что он сына Томилина после аварии оперировал, это, наверное, весь город знает. Но мало ли… Вылечили – и распрощались. А они до сих пор?

– Да, – подтвердил учитель. – Он этого Игоря (тезка мой) с того света вытащил. Без преувеличения!.. Все, кто смотрел, отказывались операцию делать… отец говорил: жуть была – мозги у парня наружу, кусок черепа воткнулся где-то рядом с каким-то важным центром, пульс еле-еле прощупывался – и слабый, и редкий. Кто ни глянет – одно и то же: «Да он сейчас умрет, тут уже…». И дальше терминами про последние мгновения. Томилин чуть не на колени: «Ну, попробуйте хоть кто-нибудь что-нибудь сделать! Ну, вдруг?.. А так, конечно, полежит-полежит и умрет – без вариантов. Если не получится, мы смиримся – но вдруг все-таки?». Отец и рискнул, хотя вообще не надеялся, что что-то получится, он сразу предупредил, что шансов почти нет… миллионная доля какая-то… А парень сильный оказался, выкарабкался… на эту миллионную долю. Даже по части психики все нормально, такое после очень тяжелых травм не всегда бывает. У отца в отделении егерь лежал… которого браконьеры избили. Тоже голова была проломлена. И операция удачно прошла, и поднялся мужик быстро, а тут… – Игорь Алексеевич со вздохом крутнул кистью на уровне уха. – Так что тезка мой счастливый оказался. Томилин, когда его… в смысле, сына… выписывали, сказал: «Алексей Дмитриевич, звезды с луной обещать не могу по известным техническим причинам, но то, что в моих силах, – всегда сделаю», – он улыбнулся. – Отец к нему из-за других обращается, а Томилин просто мечтает что-нибудь для нашей семьи сделать! Но у нас пока ничего такого не случилось, чтобы его просить. Только из-за других, и только в сложных случаях. Нехорошо, конечно, использовать личное знакомство с Первым секретарем – но куда денешься, если эти сложные случаи на каждом шагу! А на прием попасть трудно – очередь на несколько месяцев вперед, да еще и не всех подряд к нему лично записывают – в основном, к заместителям направляют… и не всегда удачно вопросы решаются – тогда лишняя волокита. Так что имейте в виду.