Джон Эдгар Уэйн Персиваль - Марк Циммерман

– Не так быстро, Маркус! – строго произнес Даррелл. – Мое терпение закончилось. Отправляйтесь сейчас же к директору.

Марк растерянно окинул взглядом аудиторию. Увидев Артура, парень присмотрелся, замечая как его друг вытянулся и шептал:

– Я тебе сколько уже говорил?! Вот и доигрался…

Циммерман неодобрительно посмотрел в сторону Даррелла и уверенно сказал:

– Хотя бы сегодня мое утро начинается приятно! От ваших лекций меня тошнит! – Марк хлопнул дверью и поспешил выйти на улицу, чтобы профессор его не догнал.

Тропинки были покрыты застывшими лужами, хрустящими под ногами мальчика. Все дальше Марк удалялся от учебного корпуса и приближался к дороге из гравия. Подлесок был выстлан снегом, что обычно лежал до середины апреля. Морозное весеннее солнце бодрило Марка, подпитывая его гнев на Даррелла.

Оказавшись на дороге, ведущей к коттеджу директора, Циммермана встретил молодой человек, когда-то тащивший его за шиворот. Сейчас он мало что мог, былое ехидство и злобная улыбка исчезли с лица; в глазах читалось уважение и трепет.

– Доброе утро! – обратился молодой человек к Циммерману. – Прошу за мной.

Прихвостень Эммануэля был в курсе инцидента в лекционной аудитории. Марк даже не удивился этому. В академии слухи разносились так быстро, что секреты хранить здесь было практически невозможно.

– Где ваша была надменность и злобность? – задал вопрос Марк своему сопроводителю. Но тот ничего не ответил, сделав вид, что не услышал вопроса. Хотя он ненавидел Марка, но молодой человек вел будущего главу Арраты, а значит, должен был сохранять самообладание и проявлять почтение.

Молодой человек покинул Марка у самого входа в коттедж. Циммерман лениво повернул ручку двери и оказался внутри. Тот же приторный запах, тусклый оранжевый свет, треск доносился из гостиной, где горел камин. Послышался легкий скрип, и на балкончике второго этажа показался директор академии.

Унылое лицо, синяки под глазами и болезненный вид превратили Эммануэля в слабого мужчину за сорок, восстанавливающего свое здоровье куриным бульоном.

– Марк.

– Директор.

Их взгляды встретились. Будь они телепатами, за это мгновение могла разбушеваться ожесточенная дискуссия; но нет, они могли лишь прожигать друг друга взглядом.

– Мне стоит тебя наказать. Однако, – директор поднял руку, и указательный палец рассек воздух. – Однако до меня дошли слухи о твоем увлечении, мешающем учиться.

– Что, простите? – переспросил Марк, слабо понимающий, о чем идет речь.

– Я говорю о девушке, – с этими словами Эммануэль спустился по лестнице к Марку и пригласил его на кухню.

Кухонное помещение имело свой неповторимый стиль, более не встречающийся во всем коттедже. Узенькая арка вела из столовой на кухню. Пол вымощен белым мрамором, привезенным из Греции специально по заказу Эммануэля. В помещении также горел тусклый оранжевый свет, смешивающийся с холодными, проникающими через окна лучами восходящего Солнца. Марк обратил внимание на смеситель и раковину медного цвета, точно такие же ручки у дверок и шкафов и варочный центр итальянской фирмы Restart. Безупречное сочетание «Британский гоночный зеленый» 1 1 Британский гоночный зеленый (British racing green) – это зеленый цвет. Цвет похож на "охотничий" темно-зеленый цвет (hunter green), который носили охотники в 19-ом веке, так же похож на лесной темно-зеленый (forest green) являет собой средний цвет листьев на деревьях умеренной зоны лиственных лесов, цвета зеленый мох (moss green), как ни странно, схожим по цвету со мхом, а также Brunswick green или Брауншвейгский зеленый – глубокий, темно-зеленый, который может варьироваться от интенсивного до очень темного, почти черного. с медными тонами. Столешницы молочного цвета казались продолжением напольного мрамора.

– Не ты первый, кто восхищается моей кухонькой. Кофе или чай?

– Нам в академии запрещают кофе…

– Я директор, у меня есть привилегии. Хотя ты и сам ими время от времени пользуешься… – Эммануэль указал на одежду гостя.

– Кофе, – сказал Марк, борясь с хрипом в горле.

Эммануэль суетился у плиты, готовя кофе в турке; затем он достал сливки, сахарницу, блюдца, чашки и поднос, где все аккуратно разместил. Он делал это с такой грациозностью и пониманием дела, будто всю жизнь занимался сервировкой подносов.

– У вас здорово получается, – заметил Марк.

– В твоем возрасте я обнаружил в себе пристрастие к культуре этикета. Очень долго изучал тонкости этого сложного и поистине высокого ремесла.

Ловко подхватив поднос, Эммануэль прошел в столовую. Директор уселся за стол и с любопытством наблюдал за тем, что же будет делать Марк. Парень замер в арке, не осмелившись двинуться вперед, но и на кухню вернутся он не мог.

– Проходи, – пригласил директор, – твой кофе остывает.

Мальчик уселся и сделал пару глотков. Вкус кофе успел забыться; в последний раз он пил этот дивный напиток со своим отцом на Аляске, перед возвращением в академию.

– Так и будешь молчать? – спросил Эммануэль. – Или мы все-таки поговорим про Марту Салиндер?

– А кто это? – Марк прикинулся дурачком.

– Мне принести фотографии, где ты за ней следишь, или мы с тобой поговорим как два взрослых мужчины? – Циммерман покраснел. Он и подумать не мог, что за ним следили в тот момент, когда он следил за Мартой.

– Что вы хотите услышать?

– Как легко лечится амнезия… Тебе нравится эта девочка. Можешь не отрицать. – Марк паниковал, поэтому старался держать чашку в руках и пить кофе. – Ты знаешь, что в академии строго-настрого запрещены все интимные контакты между студентами? – Марк кивнул, но смутился. Обсуждать свою личную жизнь с директором ему доставляло мало удовольствия. – Тогда какого черта ты делаешь? Думаешь, раз у тебя есть привилегии, правила академии для тебя не писаны? – из заспанного больного добряка Эммануэль превратился в грозного мужчину, коим всегда и был.

Марк нервно закусил губу, начал чесать руки, взгляд бегал по столовой, избегая взгляда Эммануэля.

– Слежка за девочкой не наказуема. Но если я узнаю, что ты пересек грань… никакие привилегии тебе не помогут! – Эммануэль кивнул на кофе и добавил. – Допивай и бегом на занятия.

– Да, сэр.

– Чуть не забыл: твоя утренняя речь о лекциях Даррелла меня впечатлила. Но! Извинись перед профессором. Если спросит, я наказал тебя по всей строгости закона. Хочу заметить, этот старый зануда не только тебя раздражает.

Марк расслабился. Первый раз, когда директор одобрил его поступок. Поспешив допить кофе, Марк отправился на занятия. То ли болезнь так влияла на Эммануэля, то ли в их сложных взаимоотношениях появился лучик надежды на улучшение, – но Марк был рад разговору с директором.