Джон Эдгар Уэйн Персиваль - Марк Циммерман

– Да, помню те времена… Верховные советники боялись со мной конфликтовать, не говоря уже о простых советниках и корпусе поддержки.

– Тебя все боялись. Лучшая фехтовальщица, одна из талантливейших убийц в совете Аррата, мастер боевых искусств. Тебя боялись все мужчины.

– Но не ты, – заулыбалась Равенна. – После рождения Марка я изменилась сильно, ты ведь знаешь, мой дорогой. Я более не хочу служить совету, стоящему на крови миллионов людей.

– Тот, кто хоть раз вступил в Аррату, покинуть ее не может. Не забывай, – Райнхольд вдруг стал серьезным и пристально посмотрел на жену. – Я не против твоих взглядов, но впредь действуй осторожней. Ты ставишь под удар не только себя или меня, но и Марка.

– Да, я сглупила. Больше такого не повторится.

– Элион угрожал мне расправой. Якобы совет Аррата уничтожит нашу семью, как только Марк откажется от своего предназначения возглавить совет.

– Ты в это веришь? – обеспокоенно спросила Равенна.

– Всякое возможно. Салиндер только с виду милый мужик. Мы с ним знакомы много лет. Его планы и замыслы настолько коварны и кровожадны, что даже в совете его побаиваются. Он не пощадил собственных детей. А мы ему вообще чужие.

– Мне страшно, Райнхольд! Мне очень страшно…

– Боюсь признаться, мне тоже страшно. Но у нас есть Марк, а его судьба еще не предрешена. Что-то мне подсказывает, что грядут перемены, совет Аррата, каким мы его знали, уходит в прошлое.

– С чего ты взял?

– У меня предчувствие: надвигается сила, превыше той, которой обладает совет…

– Первозданность? – перебила мужа Равенна. – Ты говоришь о первозданности? – она еще раз переспросила, но уже тише, чтобы никто из прислуги не услышал.

– Вероятно. Разве ты не видишь, как меняется мир? Боюсь, нам стоит бояться не Салиндера с его угрозами, а первозданности. Совету ее не подчинить, а значит, мы все в опасности.

Женщина тяжело вздохнула. Теории и догадки мужа заставляли понервничать. «Почему все происходит именно сейчас?!» – этот вопрос Равенна часто задавала сама себе.

Остаток дня Марк провел в своей комнате. Ему даже ужин подали туда. Мальчик предполагал, что в чем-то провинился или огорчил родителей. А дело было вот в чем. Вторую половину дня Равенна посвятила тому, что допрашивала всю прислугу, и иногда обычный допрос превращался в допрос с пристрастием. Чтобы Марк не слышал криков и не видел лишнего, его заперли в комнате.

Пять часов суровых допросов и пыток наконец закончились, и Равенна смогла подняться к мужу. Ей не терпелось рассказать о том, что смогла узнать в комнате допросов. Ее волосы, окропленные алой запекшейся кровью, тяжело свисали; одежда – изорвана и испачкана, подлежала немедленной утилизации.

– А ты к делу подошла основательно, – увидев жену, мужчина вскочил из-за своего стола и поспешил к Равенне. Он взял ее разбитые до крови руки и нежно поцеловал. Затем подвел к бару, налил водки: – Пей, – в его мягком голосе читался приказ. Она взяла рюмку дрожащими руками и выпила. Тем временем Райнхольд, не жалея дорогого коньяка, намочил тряпичный платок и стал обрабатывать раны. Его движения были легкими, как поцелуй матери. Сначала порез на лице; Равенна слегка поморщилась. Теперь руки; женщина всхлипнула, но сразу же сделала глоток из бутылки с водкой, и боль утихла. – Нашла предателя? – спросил Райнхольд, чтобы отвлечь Равенну.

– Эльза! – сквозь зубы прошипела она. Райнхольд видел перед собой ту былую дикарку, коей когда-то была его жена. Та же ярость, те же изувеченные руки и убитая одежда, но сейчас было еще кое-что. Любовь в глазах, что женщина испытывала к мужу. – Чертовка шпионила для Элиона, докладывая обо всем.

– Хорошо, что мы ее обнаружили хотя бы сейчас. Тебе нужно тщательней следить за всем.

– Буду. – Равенна рассматривала волосы, испачканные кровью. – Я пока пойду в душ. Проверь, как там Марк.

– Закончу с бумагами и загляну к нему.

Раздался тяжелый стук в дверь. Практически сразу послышался слабый детский голосок: "Войдите", – Райнхольд повернул ручку и вошел в комнату сына.

– Как ты тут?

– Я наказан? – вопросом на вопрос ответил Марк.

– С чего ты взял?

– Меня не выпускали из комнаты весь день…

– Это вовсе не связано с тобой. Нам с мамой не за что тебя наказывать.

– Я почти собрал все свои вещи от скуки.

– Ты рад тому, что поедешь в новую школу, где учился я? – Райнхольд взял сына на руки и крепко обнял. – Понимаю, как тебе страшно. Я ведь тоже когда-то был маленьким.

– Мне не страшно. Хотя я буду скучать по вам с мамой.

– Ну ты не на всю жизнь туда едешь. Мы будем тебя навещать.

– А если я ни с кем не подружусь? Папа, вдруг я не понравлюсь другим детям?

– Тогда это глупые дети! – отец еще сильнее обнял Марка, чтобы успокоить. – У тебя обязательно будут там друзья. Ведь ты замечательный мальчик, умный и смелый, а главное, ты – Циммерман. Это о чем-то да говорит!

Марк крепко обнимал Райнхольда. Ему не хотелось покидать родительский дом, но любопытство, новая школа, другие ребята – все это привлекало его. Мальчик даже понемногу свыкся с мыслью жить самостоятельно. Странно такое осознавать в семь лет…

– Ложись-ка ты спать, – Райнхольд уложил сына на кровать, – день был долгий.

– Папа, – Райнхольд обернулся, – мама сказала, что я вырасту и буду особенным.

– Раз это сказала мама, так и будет! – мужчина засмеялся. Перед уходом он погасил верхний свет. – Доброй ночи.

Уникальная история, которой поделился ректор Академии имени Карла Арратанского, Эммануэль Кларк.

История академии

Академия имеет богатую историю. Она берет свое начало еще в средневековье, если не раньше, и просуществовала до сегодняшнего дня, пережив две мировых войны. До меня академию возглавляли талантливейшие умы человечества, поэтому я горд занимать эту должность. За всю историю нашего учебного заведения нет ни одного выпускника, который не достиг бы почетного поста или должности. Все политики, что вам известны, – наши выходцы. И не только… (гордо улыбается).

Назначение в ректоры

Я тогда завтракал в Париже. Сидел, попивал кофе и уплетал круассаны со сливочным маслом (вкуснее лакомства в жизни не ел). Ко мне подошел мужчина, видимо, он работал в курьерской службе, или его специально наняли для этой работы, – и передал письмо. На нем я нашел печать академии. Конечно же, это меня заставило поволноваться, ведь я преподавал в то время в корпусе, что располагался в Лондоне. Очень часто я ощущал себя неуверенно в должности профессора, мне казалось, что однажды я всего лишусь.

Но в письме я нашел приказ о назначении в ректоры академии. Это огромная честь. Ее удостаиваются избранные, те, кто внушает доверие попечительскому совету. Мне пришлось в тот же день покинуть Францию и вернуться на остров Мэн. Так, в сорок девять лет мне посчастливилось стать одним из самых молодых ректоров академии. Конечно, передача полномочий проходила довольно долго, почти полгода, но это стоило того.