Кристен Соул - Сердца нет!

– Спасибо, мамочка, – Ховарт снова улыбается так широко, что Ларри уже не на шутку страшно за сохранность его лица.

Томас в этот момент только слегка качает головой, почёсывая переносицу, мол, боже, какая забота. Ларри снова хочет его прожечь взглядом, но, как всегда, безуспешно.

– Расти большой, – усмехается Ларри, подмигивая Ховарту.

– Да уж, точно не выше тебя, – Ховарт кивает куда-то на верхушку головы Ларри.

– А вдруг я остановлюсь в росте? И ты меня ещё перепрыгнешь. Ха-ха… – в шутку предполагает Ларри и оглядывается по сторонам, будто ищет кого-то. – Так, а где Шон? – спрашивает у ребят. Томас вдруг обретает серьезное лицо, а Ховарт перестает улыбаться.

– Ну, я, собственно, к нему спускался. Он в лазарете. Мор, – вздыхает Ховарт и сильнее сжимает пальцы, шурша бумагой. Его руки слегка трясутся, и Ларри чувствует, что со своими происходит то же самое. Сколько бы раз он ни слышал новость о том, что кто-то заболел, в горле всё равно образуется ком. Когда этот «кто-то» – близкий, то новость о Всеобщем Море вызывает всеобщую тряску организма.

– Понятно, – тихо говорит Ларри, опускаясь на корточки и проскальзывая спиной по шкафчикам комода, намеренно причиняя отрезвляющую боль выступающими ручками.

Пиявки. Всё тело покрыто пиявками. Они высасывают кровь из тела, и Ларри не может от них избавиться. Цепкие. Скользкие, склизкие… Жгучая боль, судороги. Ларри извивается, лёжа на холодном полу. Пытается кричать, но голоса нет, один хрип. Из темноты появляется спасительная рука, и Ларри протягивает навстречу свою. Чужие пальцы.

Скользкие, склизкие… Ларри не может ухватиться, и рука исчезает. Жизнь покидает его, голова кружится. Сердце останавливается.

– Эй! Эй, Ларри, тс-с-с, всё хорошо, – слышится мутный, но знакомый голос. «Ховарт? Пусть это будет Ховарт…» – Проснись, Ларри! Ты в душевой, на полу. Тут мокро, очнись.

Ларри сквозь звон в ушах окончательно признаёт своего друга.

– Мышка? – он только сейчас понимает, что голос вернулся к нему. – Что происходит? – слова произносятся с трудом, язык не слушается. Ларри открывает глаза и в сумраке видит очертания Ховарта, склонившегося над ним.

– Ты снова лунатил, – уже шёпотом говорит Ховарт, поглаживая Ларри по голове. – Я не мог уснуть из-за… из-за Шона и увидел, как ты спускаешься с кровати и выходишь из комнаты. Я подумал, ты пошёл в уборную, – он помогает Ларри приподняться и сесть, – но ты долго не возвращался. Решил проверить, а тебя там не оказалось.

– А где я? – спрашивает Ларри, вглядываясь в пустоту помещения. Пол твёрдый, ледяной и мокрый. Зубы в тишине громко стучат от холода.

– Говорю же, в душевой.

– Ох, блин… – Ларри потирает глаза и снова вглядывается. И правда, слева виднеются душевые кабинки, освещаемые мягким светом от уличных фонарей, который пролетает сквозь узкие окна под потолком. Значит, он спустился на первый этаж и прошёл несколько рекреаций, чтобы оказаться здесь.

– Ты весь мокрый и холодный, вставай давай, пойдём в комнату, – голос Ховарта успокаивает.

На Ларри накидывают что-то теплое, помогая встать на ноги. Пару раз Ларри поскальзывается и больно падает, отбивая зад и локоть, но с третьей попытки всё же удаётся почти уверенно подняться. Выбравшись из душевой, Ларри надевает тапочки, которые подсовывает Ховарт. Становится немного теплее.

Вот за что Ларри обожает Ховарта, так это как минимум за его внимание к деталям. Видимо, тот, поняв, что Ларри почти голый попёрся невесть куда – возможно, на улицу, – захватил с собой шерстяной плед и тапочки.

Часть пледа всё же намочилась и теперь прилипает к ногам. Ларри немного пошатывается – чувство фантомной боли ещё не покинуло его, и он шипит от каждого шага и прикосновения. Как же он терпеть не может свои ночные похождения. И вообще – сны. Редко он видит что-то приятное, обычно после каждого такого пробуждения ему нужно ещё несколько часов, чтобы отойти. Всё, что происходит во сне, будто отпечатывается на теле Ларри невидимыми ранами и синяками, постепенно ослабляя причиняемую боль. К вечеру всё устаканивается и даже иногда забывается, что именно снилось, но в течение дня он чувствует себя пропущенным через мясорубку.

Пока они молча, чтобы никого не разбудить и не привлечь внимание дремлющей охраны, ковыляют до комнаты по извилистым, тёмным коридорам, он пытается в который раз понять, к чему ему приснился очередной сон. Ещё ни разу видения не повторялись. Ещё ни разу ничего не сбывалось. И ещё ни разу Ларри не хотел, чтобы что-то из приснившегося свершилось. То ему снится, как сквозь него прорастают кустарники; то, как его руки и ноги распадаются песком, и Ларри наблюдает за этим в зеркало; то, как ему вороны вырывают зубы… В общем, только страшилки и писать после такого. А ведь он чувствует всё, будто это происходит на самом деле.

Однажды родители водили его к доктору, тот задал кучу глупых вопросов, прописал правильный режим и посоветовал больше гулять на чистом воздухе. Он успокоил их, что с возрастом пройдёт, и они перестали волноваться и даже спрашивать Ларри о его проблеме. Будто она уже перестала существовать. Учителя прекратили им доносить, потому что те сами попросили «не тревожить их по таким пустякам». Ну, а летом, когда он приезжает на каникулы домой, то лунатит крайне редко. Как это связано? Не знает. Будто организм специально издевается над ним, играя по правилам, которые Ларри неизвестны.

Ему никуда не деться в пансионе от правильного режима, да и на улице он постоянно гуляет с ребятами из корпуса в корпус, да по вечерам иногда – но ничего не меняется. Поэтому остается одна надежда, что всё и правда пройдёт, когда он повзрослеет.

На «повзрослеет» у него вообще планов много, что уж говорить. Загадочная взрослая жизнь будто ответ на решение множества вопросов, которые волнуют сейчас. Но как жить, пока ты ещё недостаточно взрослый, и когда наступит та самая грань, переступив которую перестаешь быть ребёнком?

Ларри остаётся только ждать.

– Мы почти пришли, ты как? – волнуется Ховарт, и Ларри пытается понять, как себя чувствует.

– Нормально, хочу спать, – бормочет он, еле передвигая ногами и борясь со слабостью. Чтобы не наваливаться на тощего Ховарта, Ларри пытается придерживаться за кирпичную стену. После такого рода пробуждений ему всегда страшно хочется снова спать. Веки перестают слушаться, а мозг соображать, застилая разум пеленой. Как бы Ларри ни боролся, он в любом случае вскоре отключится и непременно со страхом, что жуткие сновидения вновь обрушатся на него. – И всё-таки ты снова со мной нянчишься, – замечает Ларри, слегка улыбаясь. Они подходят к комнате, и он с облегчением глубоко вздыхает, будто бы всё это время и не дышал вовсе.