Фирдауса Хазипова - Чертополох в сверкании дождей. Книга 2: 70-е годы

Мы работаем с Утой. Она удивительно хорошая, очень простая и, кажется, я ей нравлюсь. Вечером мы сидели на лавках. Пели песни. Я смотрела в его сторону. Он ходил вокруг в своей зеленой тельняшке и откровенно скучал. Почему-то он не присоединяется к компаниям.

10.07. Мы уже освоились с работой. Начали говорить на производственные темы. Говорят, вчера на совещании бригадиров ребята возмущались, что выполняем бесполезную работу. На что ВВ сказала: «Не рассуждайте». Сил у меня не хватает, несколько раз левая рука отказывалась держать носилки, под левой лопаткой сильно болит. С лопатой работать легче, пота вытекает больше, но зато нет этой боли. А бригадир Фаргат все время пристает: «Возьми носилки. Встань на носилки». Даже Ута сказала: «Нехороший человек».

Сегодня на работе было весело. Все бригады были в одном месте. Мы работали втроем: Соня, Таня и я. Самые веселые хохотушки. Около нас всегда шумно и многолюдно, как на сабантуе. Шутим, язвим, смеемся. Смешил нас Гера, «рыцарь печального образа», и Володя Александров, веселый парень, великолепный организатор, очень эмоциональный. Работали мы дай бог. Гера наблюдал за мной и, наконец, глубокомысленно изрек: «Ты мне напоминаешь маленький комнатный экскаватор». Галка задумалась на секунду, Гера возник: «Ты стоишь, как задумчивый пылесос». Мы катались со смеху. Начальство ругается, ходит недовольное, все покрикивает, чтоб работали. Потом убирали территорию лагеря. Вечером было холодно, но все равно собрались у вагончиков и снова пели. Удивительно музыкальные собрались ребята.

Сережу часто замечаю рядом с Утой, и это портит мне жизнь. Как-то в вагончике разговорились.

– Красивый мальчик, – сказала Ута о Сереже. – У него будет много девочек. Нехороший он. Я ему сказала: «Я тебя люблю». Он сделал так (она удивленно округлила глаза).

– Он тебе нравится? – спросила Сонька, знающая о моих переживаниях.

– Не, его не можно любить! – спокойно, как-то слишком утвердительно возразила Ута.

– А мне он нравится, – сказала я.

– Нет. Нет – без удивления ответила она.

Мы часто говорим допоздна, нас удивляет ее знание психологии людей, умение высветить характеры.

11.07. Питаемся мы в поселке, ходим туда три раза в день. Сегодня недалеко от столовой местные женщины плевались и называли наших друзей фашистами. На лице у немецких ребят отразилось страдание и чувство вины. Я была возмущена. Потом поняла: для этих женщин война – не такое уж далекое прошлое, как, например, для меня. Живы те, кто воевал, пережил оккупацию, живы те, кто потерял родных в этой войне. В школе и институте работают фронтовики. Среди соседей, родственников есть участники прошедшей войны. Они еще относительно молоды, а раны болят серьезные – вот в чем штука.

Вечером через Приютово должен пройти поезд, на котором работает мама. Я пораньше поужинала и пошла на вокзал. Неожиданно прохладные руки сжали мне уши. Сережка. Поболтали с ним, потом он ушел за пивом. Поезд опоздал на четыре часа, подошел только в 12-ом часу ночи. Он стоял две минуты, я не успела добежать до вагона-ресторана, но мама оставила ящик с фруктами на земле. Я еле дотащила его. Лагерь погружен в темноту: наши уехали на экскурсию в Белебей. Минуты через три послышался звук автобуса, смех, говор. Приехали. Мы с девчонками начали раскладывать фрукты, Сергей ходил под нашими окнами. Попросила его принести воды и пригласила на трапезу. Ну получилось, что собралась большая шарага. Мы разложили на полу одеяла, как бы скатерть. И, голодные, набросились на еду. Шум, смех, шутки, громкий разговор – без этого не обходится ни одно сборище. Появление ВВ было неожиданным: ягоды вишен, айвы, куски хлеба застряли в горле. Хорошо, спиртного не было.

12.07. Утром на линейке ВВ говорила о хорошем, под конец ее лицо омрачилось, и я почувствовала себя неловко. Она рассказала о вчерашнем и добавила: «Так как я считаю организатором Фиру, объявляю ей выговор. Если еще повторится, дело может дойти до исключения из отряда». Настроение было паршивое целый день. Работали на улице недалеко от железной дороги. Ах, эти поезда! Они уносятся вдаль, стуча колесами, и вместе с ними по капле убывает июль, улетают секунды, минуты… И сердце хочет остановиться от боли: зачем так быстро убегает лето. Я так счастлива!

Вечером погрузились в машину и поехали на озеро Кандры-Куль. Четкая линия дороги то ныряет вниз, то убегает вверх, то волнами виднеется вдали. Под горой – тихое озеро. В воде четко отражается дерево с раскидистыми ветвями, дома, лодки. Идиллия. Я сидела на коленях у Сони (мест не было). Сережа был рядом. Хотелось дотронуться до него или положить голову на его спину, но я только прятала счастливые глаза, когда он смотрел на меня. Я чувствовала, как люблю его, полосатого, в вечной своей, видно, любимой тельняшке.

Долго плутали неизвестно по каким лесам, деревням, турбазам. И хотелось, чтобы без конца летела навстречу дорога.

Приехали синим-синим вечером. Мальчишки поставили палатки, а девчонок поместили в два домика. Сидели у костра, любуясь фейерверком искр. Кто-то сказал: дрова нужны. Как получилось, что мы оказались с ним вдвоем? Он свистнул бревно в каком-то дворе, я много смеялась. А он нес это бревно, будто даже легко. Все обрадовались. И как мы опять оказались вдвоем? Черная ночь, в которой светло и празднично светят звезды.

– Догоним звезду? – говорит он, сжимая мои руки. Дорога уходит вверх, а вокруг поля, ярко-желтые даже ночью. – Спой что-нибудь.

– Настроения нет.

– Да брось ты из-за выговора расстраиваться.

Далеко в темноте показались две светящиеся фары, проехала машина и застряла где-то. Крепко привлек к себе, сжал. Все поплыло куда-то. Начал целовать, отвечала в тумане. Первые мои поцелуи. Темно, приятно. Открываю глаза: звездное небо, его лицо – незнакомое, чужое. Глаза его полузакрыты, он как будто не в себе. Я отстранилась. Хочу, чтоб остыл, хочу просто постоять рядом, склонив голову ему на плечо. Но он вновь целует, пытается согнуть к земле. Противлюсь нескромным движениям. «Пора возвращаться», – говорю я. Идем, проваливаясь в мягкую землю, путаясь в скошенной траве. Я вдруг вспомнила рассказы о том, какой он испорченный, что бегает напропалую за девчонками. Стало грустно отдавать первые поцелуи тому, кто раздал их бессчетное количество. «Ты что?» – заметил он перемену в моем настроении. Мы подошли к костру, когда его уже тушили, разбрасывая в стороны головешки. Но как только ВВ направилась к домику, обгоревшие дрова с искорками огня начали собирать в кучу. Костер разгорелся вновь. Хотели собраться с компашкой после отбоя, погудеть. Но ВВ неожиданно пришла к нам и стала укладываться спать. Пацаны расстроились. Да и мы тоже.