Александр Нейман - Вельзевул за кулисами

В ночь перед выездом я не мог заснуть. Ворочаясь в постели, я представлял наше выступление и реакцию зрителей, положительную, конечно. Представлял, что мы будем смотреться на фоне других команд необычно и неожиданно свежо. Представлял, что все будет легко и непринужденно, потому что это наше призвание, потому что мы талантливы и умны, потому что обладаем богатой фантазией, изобретательностью и незаурядным чувством юмора. Потом я вспомнил про ребят из команды, из нашей старой сборной, до формирования нового состава.

После принятого решения о создании новой сборной я обзвонил всех: Зингера, Трофима и Тихона, Вову и Полину. Мы собрались все там же, в нашей незаменимой гримерке и я, как капитан, озвучил решение сторожил. Недолгая пауза сопровождалась покашливанием, назальным шмыганьем и кряхтением Полины, пересаживающейся с ненадежного стула на более крепкий. Затем каждый цивилизованно высказался.

От Вовы я ничего внятного не услышал, кроме того, что он рад, что появился такой шанс и пожелал удачи команде. Зингер был обижен и разочарован в нас. Мы с ним всегда были просто товарищами, но никогда не были близки, настолько чтобы считать друг друга друзьями. Возможно, он считал по-другому, возможно он имел свое понятие о дружбе, поэтому он был расстроен и счел не честным собирать команду без согласия остальных. Где-то он был прав, но я думал, что та часть команды, которая собралась сейчас в гримерке никогда по настоящему не была одним целым с остальной командой. Они никогда не принимали участия в написании сценария, но критиковали его (особенно Зингер) с особым смаком и это меня сильно бесило. Они никогда не пытались проявить самостоятельность, стоя на сцене и репетируя роль, постоянно ждали, пока кто-нибудь им скажет, что нужно делать, как говорить, куда идти. Они никогда не оставались дольше, чем на то время, которое было отведено для репетиций администрацией дворца. Это был такой пластичный материал, из которого можно было лепить кое-что, но перед этим нужно было его как следует размять, так, что нередко руки чертовски уставали. Иногда они просто утомляли своей непробиваемостью и упрямством, но они очень хотели играть в КВН. Порой казалось, что они этого желали, просто потому, что так было модно.

Кроме Зингера обиделась еще Полина. Ее мне было легче понять. Она, хоть и не умела играть, но была искренней. И со всей этой искренностью не стеснялась говорить о том, что она бездарность в КВН, но ей он очень нравится. Я всегда успокаивал ее, говорил, что у нее много других талантов, и они у нее действительно были.

Трофим и Тихон просто с тупым и одинаковым выражением лица заявили, что им в Сочи ехать некогда, потому, что со среды нужно помогать отцу, строить баню.

Я сделал еще несколько попыток объяснить им, что их никто не выгонял, что мы всего-навсего взяли в команду несколько толковых людей, и, что в Сочи они не едут только потому, что у нас не хватает средств, чтобы брать всех. Но нам нужны гарантии, того, что мы попадем в официальную лигу, для этого нужно хорошо выступить и именно поэтому едем мы – основной состав и они – толковые ребята из нового, перспективного состава. А когда попадем в официальную лигу, мы будем ездить на игры все вместе.

Высказавшись и не добившись результата, я понял, что они просто не хотят больше играть и не хотят давно, но не знали как нам сказать об этом. Боялись, что мы не поймем…. А теперь подвернулся случай уйти из команды и не стать «врагом народа», более того стать мучениками, жертвами несправедливого отношения. Это несколько меня опечалило, а потом я подумал: «плевать, у меня есть цель и, если кто-то не разделяет мои интересы, пускай катится к чертям».

Вот о чем я думал в ночь перед выездом. А потом я заснул, неожиданно для себя, и мне ничего не снилось или я не помню….

Весь день мы собирали недостающий реквизит и костюмы, а в восемь вечера встретились на железнодорожном вокзале. Нас было восемь: Руслан, Егор, Ден, Артем, Славик, Булка, я и известный квнщик. Булка прибежал на перрон, где мы стояли в ожидании поезда, кинул свою сумку возле нас и снова куда-то убежал.

На улице было холодно, весь перрон, казалось, будто дымился: белые клубы исходили от пассажиров, вновь прибывших и тех, кто торчал из тамбуров или спустился покурить. Вдоль поезда стояли пассажиры, накинув куртки на полуголые тела, зажав сигареты в зубах и пританцовывая от холода. Они прятали руки в карманы и, выпуская сигаретный дым, поднимали к верху свои оплывшие заспанные лица, чтобы дым не попадал им в глаза. Рядом с ними, у входа в вагоны стояли пухлые проводницы среднего возраста и проверяли билеты новых попутчиков. Некоторые из них курили вместе с пассажирами, успев познакомиться за время пути, некоторые любезничали с провожающими, а некоторые покупали что-то у снующих торгашей. Торгаши катали тележки с товаром, тяжело дышали и выкрикивали саморекламу, белых клубов от них было вдвое больше, чем от остальных, да и самих торгашей было как будто больше, чем пассажиров.

Мы стояли у двадцать первого вагона, именно там мы договорились встретиться с начальником поезда, на которого нас вывел однокурсник Дена. До отправления оставалось около пятнадцати минут, и я немного нервничал от того, что мы еще не внутри. Булка бросил свою сумку, скрылся из виду и не возвращался уже долго. Скорее всего, он побежал за спиртным, чтобы сделать путь короче. Начальник поезда тоже не появлялся. Мы стояли полукругом, лицом к вагону, среди всего этого пара и сигаретного дыма, ноздри слипались после каждого глубокого вдоха, щеки на морозе стали румяными и хотелось спать, но, тем не менее, улыбки не сходили с лиц. Егор и известный квнщик что-то обсуждали в полголоса. Рядом с Егором стоял его младший брат, который, под предлогом проводить старшего брата, пришел поглазеть на знаменитость. Артем курил, улыбаясь вовсю ширь своего лица и молчал. Руслан и Славик общались с кем-то по телефону, их голоса слабо долетали до моих ушей, да и вообще все звуки смешивались в одну густую морозную какофонию и обволакивал все вокруг, словно талое мороженое с кусками острого льда. Ден стоял рядом со мной молча, переминался с ноги на ногу, глядя в сторону головы поезда. Внезапно он быстрым шагом направился вдоль состава и остановился через вагон от нас возле женщины в железнодорожной форме.

За неделю до встречи на вокзале Ден вел переговоры по поводу нашей поездки. Добыть необходимое количество билетов нам так и не удалось и, поэтому мы соглашались на любые условия транспортировки, лишь бы добраться до места назначения. Каждый день я краем уха слышал, как Ден договаривается с начальником поезда, но я и представить не мог, что начальником окажется женщина лет сорока с густым макияжем и невероятно пышным начесом гидроперитных волос, в стиле восьмидесятых. Она и Ден остановились на расстоянии одного вагона от нас. Ден стоял к нам спиной, слегка склонившись к ее уху, он что-то говорил, периодически указывая большим пальцем на нас через плечо. Некоторое время она, молча, слушала, пережевывая жвачку и поглядывая в нашу сторону, когда Ден закончил, она закивала головой и поманила нас всех за собой.