Александр Нейман - Вельзевул за кулисами

Так продолжалось несколько лет. Это нам нравилось, но все мы чувствовали, что чего-то не хватает. И я, и Булка, и Егор, и остальные ребята из нашей команды и команды Дена и все те, кого мы уже не помним, и кто стал тенями из прошлого, ощущали перемены, но не хотели знать, к чему они ведут. Мы просто стали чувствовать себя переростками в яслях. Мы больше не видели необходимости в подгузниках, нам было стыдно сосать соску, эти игрушки нам стали неинтересными, мы, наконец, стали лучше понимать значение фразы «опять обделался, гаденышь!». И нам стало не уютно. Мы росли, нам нужны били вещи побольше, мы хотели конструктор, а не кубики, мы хотели сами подтирать себе зад и огрызаться на воспитателя вместо тупого нытья. Но как? Многие не знали как, и не особенно старались узнать, они просто находили себе другие занятия. Мы же были уверены в том, что КВН – это навсегда! Это, то, что мы умеем и то, чем хотим заниматься. Ведь есть же люди, которые могут так. Да – их очень мало, но они есть. Мы долго боролись, доказывали всем вокруг, что у нас есть будущее, что мы сможем, что мы должны, что нельзя просто так все бросить. Но сами мы не знали, что делать, мы не знали «как?». Это было обидно, но потом мы поняли, что обида тут не причем – это отчаяние. Некого обвинять, не на кого положиться и некому пожаловаться, просто кто-то по ту сторону, а кто-то по эту. И мы смирили себя.

На часах было почти семь вечера. Мы сидели в кабинете дворца культуры, и вяло готовились к предстоящему финалу городской лиги. К очередному финалу, который мы опять должны были выиграть, но в последний раз. Мы так решили. Подавили в себе это чувство не законченности того, что начали. Но все же неприятное чувство, как будто я надевал штаны, не надел их до конца и в таком виде вышел на улицу, меня не покидало.

Материал был почти готов, несколько завершающих штрихов и некоторые «предвыступительные» приготовления и можно было начинать становиться другим человеком, меняться в угоду событиям и условиям. Мы все сидели, пили и думали об этом. Молча. У нас был общий организм, и этот организм испытывал душевные терзания. Иногда я вспоминаю все это, и думаю, какая же это глупость, просто чушь. Мы были молоды и совершенно бескорыстны и так же бескорыстно мы верили во все, что на самом деле даже не всегда давало основу для веры. Поэтому когда нашу веру у нас отнимали, мы не могли принять этого, не могли уложить в своих тогда еще светлых головах, в умах, не изуродованных действительностью, то, что происходило на самом деле за кулисами не только всех этих веселых и находчивых карнавалов, но и самой жизни. Мы были счастливы, ибо были наивны и были несчастны, ибо нас было легко обидеть.

Да, мы все в жизни перенесли определенные испытания. Булка был из бедной семьи и с самого детства знал, как и где лучше что-нибудь перепродать. Но вместе с этим он умел зарабатывать деньги обычным трудом. Брался за любую работу, которую мог совместить с учебой и своими увлечениями, своим главным увлечением. Не редко он опаздывал на репетиции, когда подрабатывал в пекарне, а однажды вообще не пришел на фестиваль. Его роль сыграл Ден, который тогда еще не был в нашей команде, но постоянно посещал наши репетиции. Позже мы узнали, что руку Булки зажевало в механизм, который перемешивает тесто и из его предплечья выдрало кусок мяса. С четырнадцати лет он подрабатывал вместе с отцом и с той поры сменил множество профессий. Иногда работники сцены просили его помочь с какой-нибудь декорацией. Столярное дело он знал отлично, как и многие другие ремесла.

Егор, в отличие от Булки, никогда не гонялся за работой. У него и так все было. Он ни в чем не нуждался, несмотря на то, что отца у него не было, точнее был, но игнорировал все свои функции, кроме биологической, ее он однажды выполнил. Егор жил с младшим братом, матерью и отчимом. Его дед по материнской линии являлся директором завода стальных конструкций, а мать, единственная дочь своего отца, была заместителем директора. Сам же Егор, иногда, выполнял работу курьера для своего деда. Работа не пыльная, учитывая наличия служебного автомобиля, впрочем, как и личного. Дедушка не был особо щедр, по отношению к внуку и Егор прикладывал массу усилий, чтобы найти спонсора для команды, потому, как и остальная семья ему свою помощь не предлагала. Самым незаинтересованным был отчим. Вместе с тем отчим оставался беспристрастным и, обладая некой мягкотелостью, в прямом смысле огибал Егора, его личность, интересы и вообще наличие в семье.

Дед был старомоден и суров. Он считал, что каждый должен зарабатывать деньги сам на свои нужды, будь то отдых или увлечение и интересы, поэтому денег просто так никому не давал. Пару раз мама Егора предлагала выступить на новогодних вечерах, проходивших на заводе, но Егор стеснялся своих солидных родственников, да и знал, что дед этого не одобрит. Дед говорил: умный человек не тратит время на глупости, а дурак только этим и занимается.

Очень жесткий, несгибаемый человек, словно деревянные столбы в водах Венеции, держащие на себе тяжелые каменные дома, Егоров дед и всех своих близких пытался сделать такими же. Несмотря на подобное воспитание, мама Егора создавала впечатление довольно интересной женщины, у которой была бурная молодость и она по-прежнему чувствовала себя молодой, но была строгой со всеми. Именно в пору своих студенческих лет она познакомилась с отцом Егора.

Отца Егора звали Виктором, он учился со своей будущей женой в одной группе в каком-то институте, где-то в Поволжье. Как говорил сам Егор, у отца душа к учебе не лежала, он был художником, бардом, стихоплетом и просто душой компании, эдакий «рубаха – парень», от которого были без ума все девчонки с факультета, а парни хотели завести с ним дружбу. В общем, его отец и мать умудрились пожениться, хотя дед, конечно, был против и всячески хотел этому помешать. Он не любил своего зятя и не скрывал этого. Он добивался того, чтобы у его дочери был нормальный мужик, у которого в кармане всегда лежит кошелек с деньгами, от которого пахнет крепким одеколоном, у которого есть работа, которой можно гордится. И даже после того, как родился Егор, нападки тестя продолжались, зять не устраивал его по всем статьям. Единственной, кто мог сдержать деда, была бабушка, поэтому их семья просуществовала некоторое время, но после того, как ее не стало, дела их сильно ухудшились. Дед в буквальном смысле не давал прохода отцу Егора. Он подкарауливал его сидя в служебной машине возле подъезда, заставлял уйти из семьи по добру по здорову, предлагал деньги и всячески угрожал. Он досаждал и своей дочери, грозился отобрать у нее квартиру и выгнать с работы, переселить с ребенком в общежитие и так далее. В конце концов, родители Егора приняли решение развестись. Они решили, что так будет лучше для их сына. Отец не хотел, долго перебирал варианты, предлагал уехать, но ничего не вышло. Мать сильно переживала за судьбу сына. Они развелись. Егору было пять лет, откуда он знал столько подробностей, я не знаю. Возможно от отца, но сам Егор говорил, что с ним почти не общается.