Михаил Дорошенко - Жемчужина во лбу

Поезд прибывает на станцию, заставленную статуями, вазами и кадками с тропическими растениями. Из вагона выходит эмиром Бухары в роскошном халате зеленого бархата, расшитом парчой и усыпанном бриллиантами. Солнечный луч, проникая сквозь витражный потолок, превращает его в жар-птицу. Его встречают дамы с букетами, генералы в пестрых мундирах и подтянутые сановники во фраках. Дама, склонившаяся перед ним в поклоне, чтобы выставить грудь, колеблющуюся в откровенном вырезе ее платья, получают от него орден с бриллиантами в награду.

Руки эмира листают страницы книги с гравюрами: замки, дворцы, виллы и снова замки.

– Вот этот, – указывает палец с перстнем.

– Этого замка не существует. В каждую книгу подобного рода авторы вставляют фантом – их фантазию.

– Так постройте его.

«Таким образом, – говорит в салоне дирижабля Кирсанов, указывая на стеклянную пирамиду с замком на крыше под стеклом, – на вершине первого небоскреба в Европе был выстроен замок. Копия того замка, в котором я родился. И вот сейчас, когда путешествия на дирижаблях стали доступны публике, мы увидим его. По вечерам перед домом устраивались представления. Я появлялся перед домом всегда на закате. Такие дела всегда творятся на закате. Потом, когда с возрастом потерял чудную способность, снял эпизод с левитацией в фильме о Моцарте».

– Я – ариэль! – объявляет мальчик, бросая треуголку в сторону. – Меня зовут Аламед, хотя все зовут меня Керубино.

– Прячься, прячься, – начинают суетиться дамы, – маркиз!

Мальчик прячется под юбку одной из дам.

– Где этот чертов Керубино? – восклицает маркиз. – Не отпирайтесь, я его заметил.

В поисках мальчика он задирает юбки у дам, но тот перебегает за его спиной к той, которая уже проверена.

– Это еще кто такой? – подходит маркиз к узорной решетке.

– Я кто такой? – восклицает пьяный мужчина, стоящий за решеткой. – Это ты кто такой?

– Странно, – удивляется маркиз, – раньше этой решетки не было. Откуда взялась? Взять его, – указывает он собакам на пьяного, они проскальзывают в дырку в решетке и, окружив, начинают ластится к нему.

– Никто не подчиняется мне в этом замке!

Маркиз подходит к столу на лужайке берет бокал, но с застывает, указывая пальцем перед собой. Мальчик делает сальто, взлетает над верхушками деревьев и медленно опускался на поляну.

«Никто, однако, не знал, что я летал по-настоящему. Все думали – фокус. Со временем эффект стал исчезать. Для возвращения способности к левитации мне необходимо было вызвать обильные слезы у какой-нибудь дамы, влюбленной в меня, что не всегда получалось – не все столь чувствительны, чтобы рыдать. Иные даже стреляли в меня, что бесполезно».

«Почему бесполезно? Вы – фаталист?»

«Приведу вам историю, произошедшую со мной в детстве, имеющую последствие в юности. Вращая часами на цепочке, я сбегает с лестницы и запутывается в подоле платья элегантной дамы. Фрачник хватает меня за шиворот. „Простите, мсье“, – вежливенько прошу прощения. „Одним „прости“ не отделаешься“, – говорит фрачник. „Какое будет наказание?“ – спрашиваю. „Дуэль! – заявляет фанфарон. – Когда вырастишь, соответственно“. Представьте теперь замок на юге Германии. На вершине круглой башни с зубцами играет оркестр, танцуют пары. Вращая тростью, годы спустя, соответственно, я подхожу к тому самому фрачнику, с которым была назначена дуэль, или к любому другому, неважно, вручаю ему трость, а сам протягиваю руку к его жене с пламенем на шляпе, и приглашаю на танец».

«С пламенем?»

«Мода такая была во времена „Андалузского пса“. Фрачник пытается оттолкнуть меня тростью. Выхватываю из петлицы ротозея цветок, зажимаю его в зубы и начинаю увертываться от его неумелых ударов. Отступая назад, подвожу его к месту на парапете с отсутствующими зубцами. Увернувшись в очередной раз, даю ему возможность отправиться в пролом и, приставляя руку ко лбу, шутовским образом обозреваю падение. Его жена подходит ко мне, кладет руку на спину и сталкивает вниз, а затем бросает и шляпу с огнем на полях. Присутствующие аплодируют».

«Стало быть, вы не погибли?»

«Тело погибло».

«Кто тогда перед нами?»

«Я живу несколькими жизнями одновременно. Если одно тело испортится от пули, клинка или возраста, душа переходит в другое и живет себе припеваючи. Каждая из моих ипостасей не умирает, как все, а умаляется, уступая место более молодому представителю нашей славной профессии – создателю иллюзий. Не все, но многие, видят то, что я представляю в видениях».

Светская дама с красным рубином в зубах, светящемся в полутьме, спускается по лестнице из своего дома на холме. Проходя мимо статуи Зевса, указывающей ей направленье назад, грозит ему пальцем. Подходит к калитке, сбрасывает шубу и, оставаясь только в туфлях и шляпе, сквозь решетку калитки позволяет бродяге осязать себя. В одной руке у нее часы с цепочкой, в другой револьвер, чтобы «осязатель» не позволил себе чего-нибудь лишнего, а также – перстень с рубином в зубах. Статуя Аполлона сбоку калитки всем своим видом выражает удивление, обнаженная богиня с другой стороны закрывает глаза тыльной стороной ладони. Через пять минут в унисон ее вздохам начинают звенеть часы, она прерывает сеанс и возвращается в дом.

«Все, что я вам показываю, – кино или видения, выбирайте по вкусу. Я рассказываю, а вы представляйте. На тонких шнурках с потолка ресторана с аквариумом вместо окна спускаются обнаженные нимфы и во всей красе повисают над столами изумленных посетителей, но стоит только к ним протянуть руку, как они взмывают вверх и застывают в узорах лепнины потолка. Представляете, что происходит с посетителями, если им всем одновременно такое привидится. Все вскакивают и с удивлением оглядываются по сторонам, и только я, как ни в чем не бывало, с ножом и вилкой приступаю к омару. Родители отдали меня в лицей, откуда вскоре выгнали за использование гипноза в эротических целях. По просьбе одноклассников вызывал видения пикантных сцен из „Трех мушкетеров“ Дюма. К сожалению, видения возникали не только у них, но и в головах преподавателей».

Рычащая от ярости блондинка в кирасе пытается поразить шпагой обнаженного мужчину с кинжалом. Он совершает маневры с глобусом, толкая под ноги, чтобы не дать ей возможности подойти на опасное расстояние. Кардинал с неодобрением наблюдает сражение, сидя в кресле на картине во всю стену. Сидящий рядом с креслом на маленьком стульчике шут со слезой на лице разводит руками. Пришпиленный кинжалом к стене человек в черном камзоле, мутным взглядом осматривая поле битвы, пытается поймать противника на мушку. «Стреляй, наконец, идиот!» – командует блондинка. В последнем усилии тот нажимает курок, но попадает в рыцарские латы, висящие на стене. Медленно рассыпаясь, они оседают на пол.