Дмитрий Кудрец - Небеса подождут

– Наконец-то, – облегчённо вздохнула Джилиан. – Фред! Посиди со Стеном, пока он не уснёт.

– А ты? – у Фреда явно не возникало ни малейшего желания нянчиться с капризным ребёнком.

– А я немного отдохну. Я так устала за сегодняшний вечер, а мне ещё посуду убирать.

Убирать? Если бы! Этой посуде и остаткам пиршества предстояло красоваться на столе ещё пару дней, пока Джилиан не соизволила зашвырнуть её в мойку, где немытые приборы и тарелки провели ещё пару дней, прежде чем их отмыли и водворили на место.

***

Аня была полной противоположностью Джилиан. Она никогда не позволила бы, чтобы в раковине хоть на час оставалась немытая посуда. Даже падая от усталости поле шумных праздников, она, не оставляя ничего назавтра, тщательно перемывала тарелки, вилки, ложки, салатники, вытирала пыль, выметала мусор и только потом уставшая и довольная шлёпалась на диван. Но заметив где-то на мебели пятно от чьих-то жирных пальцев, тут же вскакивала, хватала тряпку и мгновенно приводила мебель в состояние первозданной чистоты.

Первый день рождения Маруси я помню смутно. А вот последний, когда Маруське исполнилось шесть лет, я запомнил хорошо.

В этот день мы решили обойтись без приглашённых. Никаких родственников, никаких детей. Только я, Аня и Маруська. Заварили чаю, разрезали купленный по дороге торт и только уселись праздновать, как раздался звонок в дверь.

– Кого это там несёт? – я отложил ложку в сторону и пошёл открывать. – Ты кого-то пригласила?

– Нет, а ты?

– И я нет, – я вопросительно глянул на Маруську.

– И я нет, – с набитым ртом проговорила та.

Щёлкнул замок, дверь распахнулась и в прихожую ввалилась Наталья Петровна – Анина мама, моя тёща и Маруськина бабушка в одном лице с какими-то коробками, свёртками и пакетами в руках.

– Ой! – воскликнула Аня, подскакивая к матери. – А мы тебя не ждали.

– Да я ненадолго, – Наталья Петровна сгрудила свёртки прямо на пол. – Только Марусю поздравлю. Ну? Где моя именинница?

Тёща бесцеремонно прошла в комнату. Шумно и долго тискала и целовала Маруську, желала ей долгих лет, хороших оценок, слушаться папу и маму и так далее и тому подобное.

– Ну, не буду вам мешать, – закончив поздравлять внучку, бабушка направилась к выходу.

– Уже уходишь? – поинтересовалась Аня, ошарашенная внезапным визитом матери.

– Не хочу вам мешать. Празднуйте…

– И даже чаю не выпьешь?

– Чаю? – Наталья Петровна замерла. – Ну, если только чаю…

И тёща проследовав назад в комнату заняла моё место. Аня бросилась на кухню за чистой чашкой и блюдцем для торта.

– Ах, ты моя сладкая! Ах, ты моя хорошая! – бабушка вновь принялась тискать и целовать Маруську. Та пыталась всячески уклониться от подобных нежностей, но бабушка цепко держала её в руках.

Выпили чаю. Съели по куску торта. Наталья Петровна, разомлев от чая, уже никуда не торопилась. Выпила вторую чашку, налила третью.

И вновь раздался звонок. Мы удивлённо переглянулись. Ждать было больше некого. Я пошёл открывать.

– Ну и где тут новорождённая? – с порога раздался громовой голос неизвестно откуда взявшегося дяди Васи – брата моей тёщи.

– Ты сначала в дом пройди, – из-за спины дяди Васи высунулась его жена Ольга, – а потом поздравлять будешь.

– Вася! – Наталья Петровна выскочила из-за стола. – Ты здесь откуда?

– Да вот, – гремел Вася, – ехали тебя проведать, а дома никого. Ну тут Ольга вспомнила, что у Маруськи день рождения вот и…

Тёща бросилась целоваться с братом, его женой. Аня доставляла на стол недостающую посуду, оправдываясь и извиняясь.

– Если бы я знала… Я бы что-нибудь приготовила… А то у нас кроме торта ничего нет…

– А у нас всё с собой! – дядя Вася бухнул на стол объемистые пакеты. – Ольга, разгружай!

Ольга принялась выставлять на стол пакеты, банки и бутылки. Аня ей помогала. Минут через десять все собравшиеся весело чокались рюмками, закусывали, шумно вспоминали молодость и делились планами на будущее.

– Жаль, что твоей мамы здесь нет, – Аня нежно прижалась к моему плечу.

– Жаль, – согласился я.

И снова чокались, закусывали, беседовали. И никто никуда не спешил. И никому не было дела, что завтра рано вставать и идти на работу. Всем было весело и хорошо. И в этом праздничном гаме все совершенно позабыли про Маруську. А она, свернувшись калачиком в уголке дивана, перепачканная кремом от торта, сладко дремала под звон тарелок и взрослые разговоры.

Я подхватил Маруську на руки и бережно отнёс в спальню. Чтобы не потревожить её сладкий сон аккуратно раздел и уложил в постель. Маруська даже не шелохнулась, что-то еле слышно прошамкала губами и, повернувшись на бок, продолжала спать. Говорят, что бесконечно можно смотреть на горящий огонь и бегущую воду, а я до бесконечности мог смотреть на спящую Маруську. Я улёгся рядом с дочкой, свернулся калачиком и закрыл глаза. Интересно, что ей снится? Я своих снов не помнил. Я их видел, но не помнил. Каждую ночь во сне мелькали какие-то цветные картинки, возникали непонятные и странные образы, а утром я открывал глаза и всё исчезало. Как я ни старался припомнить, что мне снилось, всё было без толку. Аня говорила, что сны не помнят счастливые люди. Возможно, она права. Я не знал, что такое счастье в чистом виде, но то, что я счастливый человек – это я ощущал вполне. Да и как не быть счастливым? У меня есть свой дом, любящая жена и любимая дочь. Я не гонюсь за богатством, славой или признанием. Мне вполне хватает моего маленького, пусть в чём-то неустроенного мира. И я никому и ни за что его не отдам.

Я зевнул и незаметно для себя уснул. Проснулся я прикосновения чьих-то нежных рук. Я открыл глаза. Рядом сидела Аня.

– Я, кажется, немного задремал, – я виновато улыбнулся.

– Немного, – усмехнулась Аня. – Уже половина второго…

– А гости?

– Гости давно ушли. Уехали ночевать к маме.

Я облегчённо вздохнул и, чтобы не беспокоить спящую Маруську, тихо встал с кровати.

– Пойдём спать?

– Давай посидим ещё немножко, – Аня поправила на Маруське сползшее на пол одеяло.

– Давай…

И мы, обнявшись, ещё долго сидели в полумраке и смотрели, как Маруська сладко чмокает во сне губами.

***

Фреда, своего отца, я практически не видел. Я ещё спал, когда тот уходил на работу и уже спал, когда тот возвращался. Растила и воспитывала меня в основном Джилиан. Хотя по существу я рос сам по себе – здесь была скорее заслуга природы. А моё воспитание сводилось к кормёжке, укладыванию спать в строго определённое время каким-то справочником для молодых мам. Иногда Джилиан забывала заглянуть в книгу, и система давала сбой. Я отказывался есть и спать, когда это было ей удобно. Джилиан срывалась, не зная, что предпринять. В её справочнике об этом не было ни слова.