Ольга Триллинг - Кира

– Ты что, ополоумел?! Приказ знал? Он мне нужен был живой, понимаешь ты, дурья твоя башка, живой! А не мёртвый!

Конвоир переминался с ноги на ногу, хлопая белёсыми ресницами и пытаясь оправдаться:

– Да он же, гад, плевался, а?

– Врача, быстро врача, – взвизгнул следователь и рухнул на стул, на котором перед этим сидел Артём, большим платком стирая плевок с бледного дрожащего лица.

– Ах, ты, чёртова кукла, – стонал он.

Врач явился немедленно, оттянул веко, заглянул в зрачок, попытался нащупать пульс, красноречиво развел руками и ушёл. Следователь, продолжая тереть лицо платком, о чём-то усиленно размышлял. Затем, пересев на свое место, решительно что-то отметил в своих записях, бормоча:

– Умер от сердечного приступа, так и запишем, – нажал кнопку звонка на столе.

Вошел сникший конвоир.

– Так, – строго начал следователь, – умер наш парень от сердечного приступа. Иди! – и поднял телефонную трубку.

Елена

Елена сидела на полу своей маленькой комнаты, перегороженной китайской ширмой, которую она любила с детства. Эта сказочно пёстрая ширма, разрисованная великолепными драконами с исключительно правдоподобной гаммой красок, роскошествовала извитыми и какими-то чудесными, с волнистым изломом стволов и ветвей, деревьями, и среди них замерли в самых причудливых позах китайские принцессы в шёлковых нарядах. Их густые волосы были уложены в дивные высокие причёски, украшенные цветами и бамбуковыми палочками. Чётко обведенные, длинные почти до висков глаза таили в себе какую-то волшебную силу, придавая ещё большую таинственность каждому изображению. Елена любила этих принцесс. Они возбуждали её фантазию, отрывая от реального мира с его повседневностью, казавшегося ей ужасно однообразным и скучным. И сейчас она, сидя среди вороха белья и всяких старинных вещей, извлечённых из бабушкиного сундучка, в который раз разглядывая эту сказочную ширму, печально думала, как легко в сказках бороться со злом, побеждать его, оживлять умерших и, в конце концов, рука об руку идти под венец с любимым.

Стук входной двери и вспыхнувшая перебранка соседок вернула Елену из мира фантазий к событиям вчерашнего дня, и она, вспомнив свою безобразную выходку у Киры, горько заплакала. Её мучила совесть, она ругала себя за свою несдержанность, которую всегда расценивала как признак глупости.

«Я должна извиниться. Я должна поехать к ним. Господи», – думала Елена, – «ну как я могла, как посмела сорваться на Рима?!»

Елена восхищалась Римом, обожала Киру, которая для неё была идеалом. Впервые увидев Киру в институте, Елена ахнула. И тотчас в ней заговорил художник.

«Ну, является же на свет Божий такое совершенство», – думала она.

Маленькая, изящная Кира с высокой шеей, удивительно гордой посадкой головы, чётко обрисованной уложенными короной косами цвета спелой ржи. И всю эту чёткость линий подчёркивали правильные пропорции тела с округлой линией груди, бёдер и стройных ножек.

Обе девушки очень быстро сблизились, хотя были совершенно полярными по натуре, что, впрочем, никак не мешало их дружбе. Импульсивность Елены уравновешивалась спокойным, рассудительным характером Киры, которая очень часто сглаживала резкие выходки подруги.

Сидя теперь на полу и перебирая старые вещи бабушки, Елена получила возможность поразмыслить. И, казалось бы, ненужное, бестолковое занятие это несколько успокоило её. Она решила немедленно идти к друзьям. Приняв это решение, резко встала, отшвырнув ногой мешавшие ей теперь вещи, схватила платье, нырнула в прохладу шёлка, приладив ремешок на тонкой талии, оглядела себя в зеркале, подёргала волосы и, схватив сумочку, вылетела в коридор.

В Ленинграде продолжало бушевать лето. Солнце, лениво выкатившееся рано утром из-за горизонта, рассылало теперь свои горячие лучи, стараясь прогреть как можно глубже и серый гранит набережных, и лужайки с их сочной зеленью, и высокие дома, глазеющие распахнутыми окнами на окружающую красоту. Серебрящаяся поверхность Невы с благодарностью принимала щедроты солнца, и перекаты её волн напоминали медленные движения огромной толстой змеи, переваливающейся с боку на бок. Смело налетающие время от времени облака натыкались на острие солнечных лучей и, проколотые насквозь, изливались коротким дождём и снова отступали обессиленные.

Елена, как и все коренные ленинградцы, страстно любила свой город. Обаяние Петровских времен исходило от старинных зданий, которые поражали своей монументальностью и в то же время создавали впечатление лёгкости за счёт дивного рельефного обрамления фронтонов и этих кружевного плетения чугунных решёток оград и ворот. Она любила пешком бродить по Ленинграду в любую погоду. Её никогда не раздражали дожди или густой туман. Недовольных погодой она всегда утешала:

– Ну что же вы? Посмотрите-ка на этот прекрасный лик города, покрытый белой вуалью тумана. Где ещё вы увидите такое очарование?

Прогулки пешком придавали ей новую энергию, стимулировали к творчеству.

Вот и сейчас она решительной походкой шагала по Невскому проспекту с лёгкостью на душе от принятого решения извиниться перед друзьями. Около сверкающего стеклянными витринами гастронома стояла группа о чём-то горячо спорящих молодых людей. Проходя мимо, Елена услышала восхищённый возглас:

– Какая красавица, разрази меня гром! Нет, вы только поглядите на неё!

– А хочешь, я тебя с этой красавицей познакомлю?

Яков! Елена тотчас же узнала его голос. Она резко повернулась и, не глядя больше ни на кого, подошла прямо к нему.

– Яков, – в голосе Елены звучал металл, – ты-то как раз мне и нужен.

Яков насторожился: «Неужели он нужен Елене?!»

Вот уж этого он себе никак не мог представить. Забыв о своих приятелях, пошёл навстречу. Всё его существо ликовало, в такт ударам сердца вторило фразу: «Ты мне нужен. Ты мне нужен…»

Кем для него, выставившего на показ свой аскетический образ жизни, была эта девушка? Никто никогда не мог предположить, какой нежностью истекала его душа, когда ему случалось говорить с Еленой. Но она для него была на недосягаемой высоте… И вот теперь… «Ах, Елена», – думал он, нарочито сурово сведя брови.

– Яков, – Елена взяла его под руку, – Яша, ты должен мне помочь.

– Повелевай! Что я должен сделать? – нарочито паясничал Яков.

– Ты должен познакомить меня со своим братом!

Если бы на Якова обрушился камнепад, он бы был им меньше ошеломлён, чем этой неожиданной просьбой Елены.

– Да ты что, Елена, зачем? Ты сошла с ума?! Даже не проси!

– Да, да, Яшенька, – вдруг мягко произнесла Елена, и этот тон вызвал ещё больший протест Якова.

– Нет! – решительно сказал он. Затем спросил: