Светлана Гершанова - Вольные хлеба

– Да так же, я просто шла по улице летом, снимали с крыши. Я и не знала, для чего! И Ростов без меня не полный, и в Москве я делаю погоду, – отшучиваюсь я, но он не думает смеяться.

Саша познакомил меня со своим другом, композитором Ильёй Катаевым, ещё прошлой осенью. Мы общались довольно часто, но песни он на мои стихи он не написал ни одной.

При каждой встрече убеждал меня, что я не должна уезжать из Москвы.

– Да как я могу здесь остаться! Только замуж выйти, но я не умею без любви. Или вернуться в свою инженерию, тоже без любви.

– Какая инженерия, забудьте! Нужно собрать все ваши песни и пойти в Министерство культуры. Они напишут письмо в Бюро обмена.

– Они со мной и разговаривать не станут. Я попробую снять комнату в Москве, у меня есть деньги на первое время, десять лет собирала.

– Это вариант. У вас всё будет хорошо, я знаю. Вы человек талантливый, и такой скрытый темперамент, как у вас – очень ценное явление.

А я и не знала, что у меня он есть, этот скрытый темперамент! Вот так живёшь, и не знаешь о себе ничего.

С Ильёй у меня связана большая неудача. Ему заказали музыку к документальному фильму о ветеранах. Он поручил мне написать шесть песен – зонтов. Повёз на телевиденье, нам показали отснятый материал. Дни летели, а у меня не было ни строчки.

Я написала стихи – «Ветеранам», «Память», «Берёзу», но потом, когда фильм был уже смонтирован и озвучен. Илья тянул, сколько мог!

Сидим у него втроём, с режиссёром. Больше ждать нельзя.

– У меня ничего не получается, я, очевидно, не профессионал. Профессионалы это умеют – за день, за ночь, за сколько нужно! Я не умею.

Подобрала им стихи фронтовых поэтов, Илья написал к ним музыку – уж он-то был профессионалом! А я вместо зонтов написала горькое стихотворение «Неудача». Ходила по своей комнате от окна к двери, и не могла себе простить это своё неумение.

И надо же было случиться, что я встретила в переполненном магазине ветерана из той плёнки, что показывали нам с Ильёй. Я стояла за ним в очереди в кассу, и для меня он был живым укором – ты же назвалась поэтессой! В Союз тебя приняли! Любой поэт на твоём месте лёг бы костьми, а написал!

Забываешь, что удавалось, помнишь то, что не удалось!

По-моему, после встречи в магазине я написала «Ветеранам». Может, вместо плёнки надо было посмотреть в глаза живому ветерану? Может быть…

Жизнь продолжалась. Я уже не бежала каждый вечер в театр или концерт, на какой-нибудь семинар или творческую встречу в ЦДЛ. Чаще я сидела в своей уютной комнате за ставшим таким привычным старым письменным столом. И в спокойном круге света от настольной лампы появлялся очередной кусок прозы? Скорее, текста.

И тут на меня свалилась настоящая профессиональная работа – перевод большой книги стихов. Свалилась? Да я сама её взвалила на свои плечи, собственными руками!

Осенью второго года моих Высших курсов в «Дружбе народов» поручили мне перевести подборку стихов Ганны Светличной.

Стихи мне понравились, очень. Я понесла их Николаю Николаевичу:

– Посмотрите, какие прекрасные стихи! Какая широта, разносторонность, искренность, глубина чувств!

– И вы возьмётесь переводить эту книгу, – сказал он утвердительно.

– Да.

– Но вы понимаете – я, конечно, постараюсь, но книжка может не попасть в план, или попасть через год, два, а то и три!

– Какое это имеет значение!

Рукопись книги я получила быстро. В письме Ганна писала, что очень хотела бы включить в книгу биографическую поэму в тысячу с лишним строк. И я с головой ушла в эту работу. Переводы отсылала Ганне, исправляла замечания, и уже авторизованные относила Николаю Николаевичу. Он читал их внимательно, и глаза его, в старческих морщинках, лучились.