Ксения Фрида - Девушка для водолея

– Да, я была её ассистентом, в течение последних пяти лет. До января этого года.

– Почему ушли?

– Просто наши дороги разошлись, мы долго работали вместе.

– Где вы познакомились?

– Мы познакомились в тринадцатом году летом, в конце августа. Это было в аэропорту. Я тогда летела отдыхать в Черногорию.

Не мне говорить об этом, ведь я закрутила роман с собственным боссом, и, честно говоря, мне порой кажется, что он взял меня на место только из-за смазливой мордашки (он клянётся, что это не так, и роль сыграл мой непревзойденный интеллект), но красивая работающая женщина за свою жизнь подвергается сексуальному харрасменту сотни или даже тысячи раз.

Непристойные записки, ссылки на странные новости и мемы (однажды коллега прислал мне новость «муж покончил с собой после того как узнал, что его жена работает в вебкаме»), пошлые анекдоты и непрошенный тактильный контакт (тесные медленные танцы на корпоративах и рандомный массаж от коллег мужского пола). Но никто не подвергается большим домогательствам, чем путешествующая в одиночку симпатичная женщина.

Это была сетевая кафешка, что-то вроде coffeeshop, где нужно сначала долго стоять в очереди, а потом искать более-менее чистый столик. Я заказала латте с ванильным сиропом и села за свободный стол возле стены.

– Девушка, давайте я вам кофе закажу, а?

Нет, нам нравится нравиться. Это безусловно приятно! Но любое внимание должно пролегать в рамках колеи: иметь границы, направленность и уважение к тому, на чью полосу оно заходит.

– Спасибо, я уже пью.

– Ну, давай десерт возьму. Ты какой любишь? Шарлотку или что?

Он был примерно двухметрового роста, огромного телосложения, одетый в чёрный спортивный костюм и толстовку, кареглазый, гладко выбритый и загорелый. Южный акцент выдавал в нём жителя Белгородской, Воронежской или Ростовской областей.

– Спасибо, не стоит, – я уставилась в телефон.

– Да я просто хочу познакомиться, слуш. Ты красивая девушка, я нормальный парень.

При фразе «нормальный парень» у меня задергался глаз. Я проигнорировала эту реплику и ещё несколько последующих. Незнакомец представился Романом.

И всё было бы ничего, но на мой вежливый отказ предоставить номер телефончика, он мгновенно вышел из себя. «Да что вам надо, замуж хотите, ищете нормального мужика, а когда он появляется, вертите хвостом, сучки!».

Только я могла вляпаться в такое. Кара небесная? Не ударит же он меня прямо здесь? Я посмотрела на безучастных официантов и барменов. И вдруг из-за его спины вышла она. Длинные рыжие волосы. Лицо, усыпанное осколками солнца. Миндалевидные глаза. Светлый брючный костюм. Что-то мужское улавливалось во всех чертах её лица и тела, но это была не маскулинность, формы и изгибы тела женственны. Это был внутренний стержень уверенности. Она легко коснулась его руки.

– Мужчина, вам же сказали: девушка не хочет знакомиться. Выход там.

Он задержал взгляд на её лице, а потом быстро и растерянно зашагал к выходу из кафе. Я выдохнула.

– Как ты?

– Не знаю. Не ожидала такой истории. Спасибо огромное. Могу я хотя бы взять Вам кофе?

– Можно на «ты». У меня уже есть.

Она берет стаканчик с соседнего столика и протягивает мне руку:

– Инга.

– Соломия.

Моя ладонь вспотела.

– Люблю наблюдать за людьми в общественных местах. Называю это «эксперименты над хомячками». Там люди часто проявляют своё истинное лицо. Мамы кричат на детей. Влюблённые ссорятся. Но когда происходит такое – приходится вмешаться. У тебя очень интересное имя. Это как Саломея? Повитуха Господня?

Я попыталась включиться в разговор со своей новой знакомой, но всё ещё слышала только биение пульса.

– Скорее как оперная певица. Мой дед был музыкантом, он хотел, чтобы меня назвали в честь Соломии Крушельницкой.

Она сделала глоток кофе, улыбнулась, а потом спросила:

– Ну и зачем мы притягиваем таких идиотов в свою жизнь?

– Даже не знаю.

Я развела руками.

– Легко теряешь границы. Охотишься за мужским гневом. Усиливаешь чувство вины? Знаешь, мужчины всегда делают это. Врываются так, словно женщина что-то им должна, будто это женская обязанность – сострадательно выслушивать любого мужика, улыбаться, кивать, гладить его по голове. Они просто клянчат внимание, а это выжимает все соки.

– Притворство, будто их общество доставляет удовольствие?

– Точно.

Мы одновременно смеёмся, цепляясь друг за друга взглядом. Я внезапно опускаюсь в живот, где медленно разливается тепло, словно капли краски в воде, а затем пробирается вверх до основания черепа.

– Думаю, у меня есть основания притягивать мужской гнев.

– Например?

– Я сбегаю. Точнее, уже сбежала. Рассталась с мужчиной за пару недель до свадьбы. Мы были помолвлены почти год, но я так и не решилась.

– Почему?

– Не знаю, просто почувствовала, что что-то не так. Не захотела лгать, что готова провести с ним остаток жизни.

– Мне пора, на мой рейс объявили посадку. Ты отдыхать или по работе?

– На отдых, нужно сменить обстановку после всего этого.

– Понимаю. Я бы с радостью встретилась с тобой, как только мы обе вернемся в родные пенаты. И не думай ни о чём. Твоё решение не заслуживает гнева или наказания.

Мы с Ингой обменялись номерами телефонов и договорились встретиться по возвращении.

Из Загреба я рванула на побережье. Туда, где в полдень горячий воздух прилетает вместе с ветром, обжигая дыхание, а море покорно спит в бирюзовой колыбели с белым кружевом.

Воспоминания накидывались, точно голодные звери, заставляя содрогаться.

Тело оборачивалось в тугой ватный кокон. Это состояние длилось часами, разрушаясь только с приходом ночи. Я откликалась на её зов: надевала платье на тонких бретельках, то самое платье, которое есть у любой женщины, и в котором она неотразима, и спускалась на набережную.

Каждая женщина имеет право на платье. В начале шестидесятых мою бабушку вызвали к ректору. «Как Вам не стыдно? – сказал он, глядя на её оголенные плечи, – Вы нарушаете устав университета! Хотите, чтобы Вас отчислили?» Бабушка сшила это платье сама. Она смерила его презрительным взглядом. «Как Вам не стыдно? Мой отец погиб, защищая родину. Мама воспитывала меня одна. Каждый день я ходила по пять километров, чтобы добраться в школу. А Вы тут… о платье!» – сказала она и хлопнула дверью. Её не отчислили. Ректор больше никогда не вызывал Дину Горохову к себе. Она закончила университет с красным дипломом и отправилась работать в Москву.

Так она отстояла своё право на платье. И право быть собой. И это то прекрасное и естественное состояние, которое позволяло мне чувствовать себя живой под покровом ночи: я, темнота и платье.

Я следовала за голосами влюблённых, за их горячими телами, и поцелуями, разгорячёнными текилой. Страсть мимолетных свиданий. Музыка, аккомпанирующая рокоту моря. Я следовала за жизнью. И в эти ночи густой, как мед, теплый воздух смешивался с запахом цветов.