Исмаил Айдин - Диадея

12

Анита Гердская жила в большом особняке в Центральном районе Виены. Наконец-то стоящий клиент! Ао с некоторым беспокойством ощупал внутренний карман пиджака: любовь была на месте. Раньше ему уже доводилось несколько раз проходить мимо и любоваться просторной лужайкой перед высоким белым домом в несколько этажей с внушительными колоннами и статуями. Наверное, там живут какие-нибудь аристократы, всякий раз думал он. Поговаривали, что за домом у них есть фонтан, где плавают атласные лебеди.

Наркоторговец был слегка взволнован, когда снова увидел обрамленные золотом ворота. Ему захотелось посмотреться в зеркало, удостовериться, что он достаточно хорошо выглядит для общества по ту сторону изящных прутьев. У входа его остановил сторож. Ао сказал, что ему назначено и в доме его ждут. Сторож в элегантной парадной форме сообщил о прибытии гостя кому-то из жильцов по нэйронету. Пришелец не вызвал у него доверия, и он пропустил его с долей сожаления, будто впускать подобных людей ниже его достоинства. Айин постарался не придавать значения взгляду сторожа, который высказал ему все о его положении в обществе. В конце концов, это был всего лишь сторож, не более чем прирученная псина, как бы она ни пучила глаза. Он еще научит уважать себя сброд вроде него.

Из дома навстречу ему вышел молодой лакей в черном костюме с давно застывшей вежливостью на лице. Руки его были обтянуты белыми перчатками, как это заведено у прислуги в богатых семьях – в знак уважения к хозяевам. Лакей проявлял чрезвычайную учтивость, хотя, как и сторож, быстро определил, что гость незнатного происхождения и даже не из богатых. Улыбаясь ему самой стеклянной из вежливых своих улыбок, он провел Ао в гостиную, где размещал гостей для случаев, подобных этому. От чая Айин отказался.

Наркоторговец старался выглядеть невозмутимым, но убранство дома его поразило. Между этажами лавировали механические лестницы с гигантскими вазами. В каждой комнате, мимо которой он проходил, располагался метеоритный камин. В коридорах раскинулись иллюминирующие ковровые дорожки, внушительные люстры принуждали с восхищением запрокидывать голову. Каждая вещица, каждая деталь здесь дышала богатством, и Ао дышал вместе с домом, словно и сам наполнялся роскошью. Он почувствовал гордость от пребывания в этом, по меркам привыкшего жить в однокомнатной квартирке человека, дворце.

Гость приземлился на мягкий диван за журнальным столиком. Со стен на него смотрели картины, видимо, повешенные здесь специально, чтобы занять ожидающих. Его внимание привлекло изображение одной прелестной девушки. На вид ей было не больше двадцати лет. Нежные черты лица ее казались невинными и притягательными. Сквозь полотно картины Ао ощутил головокружительный запах ее белоснежной кожи. Девушка сидела на стуле, аккуратно сложив руки на коленях, и создавала впечатление примерной, послушной девочки, а на губах ее играла еле сдерживаемая насмешливая улыбка. Ао показалось, что она и вправду вот-вот рассмеется.

Его внимание привязалось к портрету не только потому, что девушка была прелестной, но и из-за контрастного отличия с другими портретами на стенах комнаты – вероятно, членов семьи Гердских разных поколений. Те были важными и напыщенными. В каждой картине выпячивался один и тот же значительный и властный характер, независимо от того, кто был изображен: юноша или женщина, старик или мужчина. Всем им была привита идея – показать достоинство и значительность каждого члена семьи Гердских. И она удалась, если бы не затаенная улыбка девушки. Улыбка была настоящей и с легкостью обличала фальшивость портретов окружавших ее родственников.

– Вижу, вас заинтересовал мой портрет, – отвлек Ао искристый голос. – Здравствуйте, Ао Аийн.

Девушка с картины стояла перед ним, протягивая ему руку и с озорством глядя в глаза. Она была точь-в-точь как на портрете, только кожа ее не казалась столь совершенной, но оттого притягивала только сильнее. Легкое, обшитое серебром платье сидело на ней с такой естественностью, что создавалось впечатление, будто она вовсе без него.

Ао охотно пожал ей руку в ответ.

– Здравствуйте. Вы, верно, Анита Гердская?

– Да, вы угадали, – сказала ему Анита, но затем поморщилась. – Только не называйте меня Гердской, пожалуйста. Раньше у нас была другая фамилия, но папа решил сменить ее сразу, как мы совершили перелет на Порт-Венеру и обосновались здесь, в Виене. Хотя мне тогда было двенадцать лет, я предпочитаю оставаться… – она сделала паузу, решая, говорить ему или нет свою предыдущую фамилию, – просто Анитой. Не буду забивать вам голову – это длинная история.

– А с какой планеты вы прилетели? – спросил заинтригованный Ао.

– Мой папа – раканец. Разве вы не знали?

– Нет.

– Тогда вы, должно быть, не знаете моего отца и чем он занимается! – с почти детской радостью воскликнула Анита.

– Верно, не знаю, – сказал Ао, гадая, к чему столько радости.

– Конечно, откуда вам знать! Значит, вы из того мира, где люди толкаются в воздушных жестяных банках. Я давно хотела на них покататься, но отец мне не разрешает. Он говорит, что мне там станет дурно: на богатых людей там смотрят как в зоопарке.

Она с удовольствием заметила, что ее непосредственность задела Ао, и потом добавила:

– Вот зануда, да?

– Я действительно не знаю, кто ваш отец, – повторил Айин, угадывая в своем невежестве выгоду быть ей интересным. Она, очевидно, привыкла, что все вокруг интересуются только ее отцом и относятся к ней через призму его значимости, – но, если вы хотите прокатиться на ферротраме, то я знаю прекрасный маршрут, откуда видна вся Виена. Внутри «летающей жестянки», может, и не очень комфортно, но вид из нее бывает восхитительный. Я знаю один роскошный маршрут и мог бы вам как-нибудь его показать. Впрочем, вас, наверное, не отпустят, – усмехнулся Ао.

Анита вспыхнула, но тут же совладала с эмоциями. Он вздумал ее дразнить? Так просто она не доставит ему удовольствие.

– Так что вы нашли в моем портрете? – вернулась она к началу разговора. – Вы выглядели чрезвычайно заинтересованным.

– Да, я действительно в нем кое-что нашел, – до этого момента Ао не отрывался от ее озорных глаз и только сейчас снова перевел взгляд на портрет. Он опасался, что его находка оскорбит аристократку, но портрет говорил обратное. Ему почудилось, будто теперь сразу две Аниты просят озвучить его мысли – живая и с картины. – Возникает впечатление, что ваш портрет пытается сдержаться от смеха над другими портретами и тем самым, мне кажется, даже выставляет их на посмешище.

На секунду все озорство покинуло ее. Ао заподозрил, что сейчас на него обрушится поток критики, но затем дух ребячества к ней снова вернулся, а вместе с ним и оценивающий взгляд сменился уважением.