Михаил Дорошенко - Приглашение в замок

– Любвеобилен не в меру.

– Вы бы их поженили для устранения состояния неопределенности.

– Вы, как иностранец, не имеете права вмешиваться в дела суверенного государства, и все же поведаю вам горькую правду. В начале века владельцем замка стал недавно осиротевший принц Густав-Адольф из австрийской ветви княжеского рода. Осыпанный многочисленными титулами и званиями, он поначалу предстал в глазах общественности полубогом, сошедшим с небес. Он прибыл на дирижабле своего беспутного отца, который вскоре погиб при невыясненных обстоятельствах.

– В связи с малолетством над принцем была учреждена опека.

– В опекунский совет… не перебивайте… вошло полтора десятка самых уважаемых жителей нашего города. Замковый библиотекарь надоумил юного принца изучить свод законов княжества, в коем была привилегия, которая обязывала дам нашего княжества обнажать грудь или колени по первому требованию сеньора. Княжеская гвардия, в которую входило полдюжины егерей, всегда готова была заставить очередную строптивицу исполнить ритуал перед очами принца, восседающего на лошади с видом Карла Великого, победившего в сражении. Покидать благословенный край, где не платят налоги, обитателям Волшебной Горы не хотелось, и мы терпели.

– Ну вот, развели на целый роман! При достижении совершеннолетия… я быстрей расскажу… принца ожидал неприятный сюрприз. Опекунский совет во главе с незаменимым во всех делах библиотекарем подал прошение в местный суд о признании его невменяемым в связи с неадекватным поведением в обществе. По решению суда над принцем была учреждена опека, и он был заключен в башню замка под строжайший надзор егерей, а с помещенных в швейцарский банк сокровищ каждый гражданин княжества стал получать проценты.

– В результате мы превратились в рантье, – торопливо добавляет другой обыватель, – перестали работать, что породило распущенность.

– Не преувеличивайте, пожалуйста! Любительницы подразнить заключенного повадились…

– Пострадавшие ранее от исполнения княжеской привилегии.

– … принимать соблазнительные позы под окнами башни, где содержался принц, чем чуть было не свели его с ума. Чтобы принц не покончил с собой, опекунский совет учредил закон, по которому каждая из местных красавиц должна время от времени удовлетворять любовные потребности принца или лишиться права получения процентов на три месяца в пользу общества. Когда принцу исполнилось тридцать, необходимость опеки в связи с уменьшением доходов от капитала, помещенного в банк, отпала…

– Профукали отцы города наш капитал, а если честно сказать: разворовали.

– Можно и так сказать… и князь остался один в своей половине замке. Напуганный, однако, угрозой уголовного преследования за преступления юности, он остается в добровольном заключении в замке и…

– Никогда из него не выходит.

– Ваш невольный тиран, – отмечает Адамсон, – попал в обстоятельства, соответствующие формулировке обратной марксистской: эксплуатация меньшинства, если не сказать одного, большинством.

– Вот, не надо было вам рассказывать. Неправильно вы все поняли и даже превратно. Вас самих нужно лечить, молодой человек.

– А еще лучше, – добавляет другой, – бросить в колодец вниз головой, засыпать землей и дерево посадить, чтоб не смог выбраться.

– До скончания века сего, – отшучивается Адамсон.

– Кто же вы все-таки?

– Я не уполномочен отвечать на ваши вопросы! Название моей должности не подлежит оглашению. Я при исполнении! Больше вам знать не положено!

– Будем считать, что вы следователь тайной полиции.

– Тайной, но не полиции.

– Тогда, на каком основании меня здесь допрашивают?

– Что значит, на каком!?

– Вот я и спрашиваю! Подняли меня ночью с постели, надели повязку на глаза, притащили сюда…

– Не притащили, а привели.

– Меня добрых три часа таскали по каким-то коридорам. Кажется, ваши исполнители сами не знали, куда меня привести. И почему вы все время стоите у меня за спиной? Вы что, боитесь показать мне свое лицо?

– У меня нет лица: своего, во всяком случае! Я при исполнении. Я исполнитель воли его сиятельства князя.

– Того, что на портрете? Как зовут вашего князя?

– У него нет определенного имени. Это портрет отца нашего властелина – ныне покойного, а сына никто не видел, местопребывание – тоже.

– Хм.

– Никто не должен знать ничего о своем властелине. Тогда он может спокойно управлять страной. Конфуция, надеюсь, читали?

– Хотя бы какое-нибудь имя у вашего князя имеется?

– Вы, иностранцы, не в меру любознательны, если не сказать – более, что подозрительно. Зачем это вам?

– Для удобства общения.

– Для безопасности его светлости имя его зашифровано.

– Начальник вашей полиции сказал, что мне нужно получить разрешение на пребывание в княжестве.

– Для получения разрешения на пребывание в княжестве вам нужно обратиться в канцелярию замка.

– Где эта чертова канцелярия?

– Вы в канцелярии.

– Так дайте мне разрешение, и дело с концом.

– Я следователь, а не чиновник по гражданским вопросам. Я следствие провожу, с дознанием.

– Следствие, да? А в чем меня обвиняют?

– Мы не обязаны отчитываться перед вами. Мы задаем вопросы, вы отвечаете: мы делаем выводы. Вина сама притягивает к себе обвиняемого. Распишитесь под заявлением, что вы согласны с предъявленным обвинением.

– Но я не согласен.

– Распишитесь тогда, что вы не согласны.

– Предъявите мне обвинение, я распишусь. В чем меня обвиняют?

– Вам предъявлено обвинение, которое не подлежит оглашению.

– Как я могу соглашаться с тем, чего я не знаю?

– Обвинение, содержание которого не подлежит разглашению, возможно, близко к тому, что можно назвать нелояльным… намекну по секрету… отношением к власти. Когда же вас вызовут в суд, обвинение, в связи с вашим вызывающим поведением, скорее всего, будет изменено. Возможно, на более тяжкое! Да вы оставьте чистый лист с вашей подписью, а мы сами напишем, что надо.

– Ну уж нет!

– Напрасно. Необходимо в письменном виде сознаться в своем преступлении.

– Да, я пребываю в вашем княжестве уже несколько дней, но ничего преступного не совершил. К властям отношусь с пиететом, потому и требую соблюдение всех формальностей.

– Вам трех жизней не хватит, чтобы все соблюсти.

– Герр бургомистр, можно к вам обратиться? Ночью меня подняли с постели, завязали глаза, отвели незнамо куда и стали допрашивать. Следователь курил какую-то дрянь, и мне стало плохо. Очнулся в постели, хотя возможно, мне это только приснилось.

– У вас странные сны, молодой человек.

– На всякий случай пришел к вам за разъяснением.