Александр Гельманов - Древо прошлой жизни. Том II. Часть 2. Призрак легенды

– Вы можете гордиться своими предками, Алекс.

– Я и горжусь, Констанция. Знаете, почему мне как-то не по себе? Муж Мари Александр был патриотом своей страны, никогда не вредил ей, но был репрессирован, как вредитель. Его отец Тихон, считавший себя патриотом, умер через год после революции, потому что не вынес разорения страны большевиками. А мой прадед – белый офицер был расстрелян в тридцать седьмом только потому, что кучке отщепенцев, дорвавшихся до власти, везде мерещились заговоры. Половине наших выдающихся вождей современные психиатры ставят диагноз «шизофрения». Выходит, русский народ заслуживает не простую жестокость, а лишь ту, которая усугублена душевной болезнью своего правителя. Тогда, в тридцатые годы, государство выполняло план по врагам народа и моего прадеда забрали как военспеца-вредителя и немецкого шпиона, будто в нашем Мавзолее до сих пор лежит не германский шпион, а мумия из египетской династии фараонов. Когда вы рассказали мне про Шарля, воевавшего против русских на войне 1812 года, я подумал, что войны были судьбой моих предков. По большому счёту, все мировые бойни оказывались пустой никчёмностью, – до наступления мира проигрывали обе стороны и так будет продолжаться впредь. Любые войны развязывали вожди, а не народ – общепризнанный творец истории. И всегда под одним и тем же флагом патриотизма. Впрочем, у каждого народа свои счёты с Богом.

– Вы говорите словами Жюля. Он так считал ещё до того, как начал свою войну с нацистами.

– Жюль Мелье – участник войны? – удивился я.

– Он был героической личностью, Алекс. И до самой смерти верил, что судьба Мари и Элен перестанет быть тайной. Ну, мне кажется, на сегодня достаточно. Пойдёмте, я покажу вашу комнату.

Мы вышли из столовой и поднялись на второй этаж. Проходя мимо портретов, Констанция сказала:

– Посмотрите, всё это ваши предки. С этой картины на вас смотрит сам Ален Мелье.

Родоначальник семьи был изображён по пояс, в старинном мундире с париком на голове.

– А вот это Робер Мелье в возрасте пятидесяти трёх лет. Рядом его супруга и брат Шарль. Этот портрет был написан, когда Бонапарт находился в зените славы, которую с императором хотел разделить Шарль. А теперь подойдите сюда, Алекс.

– Кто это?

– Слева Доминик, правее его брат Жерар. А за ним супруга Жерара Эльза. Художник увековечил их после рождения сына-первенца Филиппа.

Я всмотрелся в их лица. Подумать только! В этом доме умели хранить память о своих предках, а значит, и честь рода. Особенно меня привлёк портрет Эльзы. Тонкие черты миловидного лица, локоны до плеч, пышное розовое платье. Такой Мари запомнила навсегда свою прабабушку. Я настолько засмотрелся на Эльзу, что не сразу заметил, как Констанция уставила на меня пристальный взгляд.

– Хотите взглянуть на Филиппа и Жозефину?

– Конечно.

– Идёмте, они с другой стороны.

Мы подошли к двум портретам, висящим рядом. На одном из них был изображён щеголеватый мужчина средних лет в цилиндре с хлыстом, на другом – красивая женщина в длинном платье с букетом цветов в руках.

– Дед Мари слыл в округе бравым наездником. Излюбленным видом отдыха для него была конюшня. Филипп и Жозефина очень любили Антуана и внуков. К сожалению, портретов родителей вашей прабабушки нет.

Комната, в которую меня поселили, находилась в главной части дома рядом с боковой лестницей. Той самой, где упал мальчик Жюль. Вопреки ожиданиям, я не увидел ни камина, ни старинной мебели, ни подсвечников.

– А я думал, в таком старинном доме каждая спальня имеет свой камин.

– Их давно заменили паровым отоплением. Сохранился всего один действующий камин – на первом этаже в столовой, да и его топят редко, – ответила Констанция. – Устраивайтесь, здесь уютно. Ужин будет в шесть тридцать. А ваши документы я пока просмотрю.

Итак, я превратился из сезонного гастарбайтера в гостя старинного замка. От меня ничего не зависело, и единственное, что мне оставалось, – наслаждаться проявленным гостеприимством. Тайна, которую мне предстояло раскрыть, теряла свои очертания. Предположим, я узнаю от обитателей этого дома какие-нибудь подробности из жизни Мелье, но что мне даст это? Вообще-то, Констанция обещала рассказать о Кулешове, как-никак, ей известно, что мы с ним родственники. Но на кой ляд я ему сдался, и где гарантия, что он отвяжется от меня в Москве? У него надёжная служба безопасности, и Кулешов давно мог убедиться, что я не агент ФСБ и не киллер. Мне необходимо установить, зачем олигарх появлялся в этом доме. Неоспоримо пока лишь одно: я был для него серьёзной помехой в каких-то важных делах. Но в каких?

К ужину я спустился вниз, рассчитывая застать других членов семьи, однако Констанция объяснила, что за большим столом все собираются по торжественным случаям. Мы сели напротив друг друга и приступили к ужину, когда Клотильда поднесла пожилой мадам телефонную трубку. Констанция сказала несколько коротких фраз и вернула её обратно.

– Это Мишу, сын Жюля. Беспокоится о моём здоровье, – пояснила она. – Скоро я вас с ним познакомлю.

Не тот ли он господин, который дважды приезжал к Констанции? – подумал я и спросил:

– Вы говорили, что он приёмный сын Жюля. Сколько ему лет?

– Мишу родился в конце оккупации и был сыном русских, с которыми Жюль сражался против фашистов. Он адвокат и поверенный в делах семьи, в том числе и моих. Знаете, а ведь Мишу хорошо знает русский язык.

– Как?! – невольно вырвалось у меня. – Не ожидал, что услышу здесь свою речь.

– Кажется, я вам как-то сказала, что незадолго до вторжения немецких войск мои родители отправили меня в Англию. Мы с тёткой смогли вернуться на родину только в сорок пятом, Мишу тогда шёл второй год. Его русские родители погибли за Францию – сначала отец, потом мать. Их схватила французская полиция и передала в гестапо. Жюль был командиром группы и чудом успел перевезти мальчика на конспиративную квартиру, а оттуда – в поместье. Сначала его воспитывали мои родители, а после освобождения страны – Жюль и я. Правда, через два года после своего возвращения я уехала учиться в Париж, но затем снова вернулась в Шато-конти. А Мишу выучил русский язык в память о своих родителях.

– Он бывал в России?

– Мишу нет, а Жюль посетил СССР. Его интересовало всё о стране, где пропали его близкие.

– Извините, Констанция, если я растревожил вашу память.

– Ничего. Такие истории помогают лучше понять жизнь.

– Скажите, а что вам помог понять русский мистер Кулешов? – ввернул я.

– Мы ещё поговорим о нём, но не сегодня. Или вы спешите покинуть наш дом?

– Как вам сказать? Боюсь показаться незваным гостем.

– И совершенно напрасно. Вас кто-нибудь ждёт в России?