Григорий Синеглазов - За решёткой. Криминальный роман

– Что будет, когда два месяца пройдёт? – Спросил Боря у товарищей зеков, которые дольше него уже сидят, и больше знают.

– Ничего не будет, – ответил дед, которого обвиняли в избиении сотрудника полиции. – Продлят ещё на два месяца и всё.

– Когда следак все процедуры закончит, тогда передадут в суд, и по новой. – Добавил от себя Кастет, – Там сначала продляют на полгода, а потом вывозят раз в две недели на заседания. За одно заседание редко кому срок дают. Обычно затягивается на месяц-два.

Их размышления прервал зашедший в кабинет уфисновец:

– Пахомов.

– Да, старшой.

– Какая хата?

– Девять-восемь.

– Касатонов.

– Да, старшой.

– Какая хата?

– Девять-девять.

– Выходим из стакана, идём по правой стене, руки держим за спиной.

Знакомые команды и Боря с Кастетом, попрощавшись с дедом, выдвинулись в свои общие хаты. По дороге к ним присоединились ещё человек пять, после чего Боря увидел ставший ему уже родным продол, и встал около двери в свою хату.

– Давай, Брюс, спишемся ночью.

– Да, давай, Кастет!

Интересно, что слово «давай» изначально означало в русском языке отдачу какого-либо имущества либо даром, либо за деньги. Однако, в конце двадцатого, в начале двадцать первого века, как-то незаметно у этого слова появилось новое значение. Теперь этим словом стали прощаться. Откуда это пошло? Из тюрьмы вырвалось на волю, или с воли зашло в тюрьму? Однако, именно этим словом попрощались друг с другом Кастет и Боря, перед тем как войти в свои хаты.

Спустя два дня после касатки, Боря отсыпался после очередной ночной движухи. Она была не очень удачная. Дело в том, что на улице сегодня дежурили сотрудники УФСИН, которые обрывают «кони». Поэтому всю ночь приходилось их плести заново, и по несколько раз настраиваться с одними и теми же хатами. Поэтому сейчас после такой напряжённой ночи, просыпаться не очень-то и хотелось. Но на крик из штифта «Пахомов!», он подняться всё же смог. Как выяснилось ему пришла передача. Причём не одна, а целых две. Мать прислала ему сумку, зимнюю куртку, двадцать пар носков и свитер. А также на Борю пришла квитанция, что ему открыли счёт, и теперь там уже лежало десять тысяч рублей. Как распоряжаться деньгами, Боря уже знал. Видел, как это делают другие. Две тысячи в месяц нужно выделять на общее, две тысячи на семейку, а всё остальное на себя. Но семейка Борина ни в чём не нуждалась, так как художнику Саше ежемесячно приходило с воли по девять-пятнадцать тысяч рублей, Дрон сидел уже больше года, и был упакован по самое не хочу, а Колсан был человеком скромным. Ему приходило две тысячи рублей в месяц, половину из которых он уделял на общее, а себе покупал только стиральный порошок, мыло и зубную пасту. Поэтому Боря решил, что на семейку ему можно и не выделять деньги, тем более никто из его семейников и не настаивал.

– Не считай цыплят, пока не вылупились, – посоветовал Боре Саша-художник. – Когда женщина-ларёк придёт принимать заказы, тогда сделаешь заказ, а пока я бы тебе советовал распустить свитер на дорогу, а всё что у тебя есть убрать в баул, раз уж тебе сумка пришла. Носки себе поменяй, оставь три пары, остальное кинь на общее. Хотя нет, одну пару носков себе на дорогу оставь, мульки передавать.

– Правильно тебе живописец советует. – Вмешался Бур в разговор. – Не всем дачки такие, как тебе заходят. Ты уже видел людей, у которых вообще никого нет, их тоже греть нужно. Так что, придёт тётя-магазин, тогда и закажем, а пока не думай, на что тратить, убери себе в баул квитанцию, да поспи перед дорогой.

Естественно Бур знал о происшедшем прошлой ночью, о том, как мешали настраиваться дорожникам уфсиновцы. На продоле об этом сегодня целый день галдели. Ждали, что скоро так называемый шмон будет. Вот так каждый день в Бутырке насыщен событиями, которые на воле умещаются разве что в пять дней, а то и в целую неделю. Правильно поётся в той же песне, которую Боря слышал в комитетовской газели «здесь день идёт за пять, седеет голова».

Когда события одной отдельно взятой ночи уже забылись, и Боря полез на решку настраиваться с девять-семь, неожиданно Барсук объявил «Красную поляну». Открылся глазок, и оттуда раздался голос продольного старшого:

– Пахомов.

– Да, старшой, – испуганно ответил Боря. Он уже было подумал, что его спалили за ночным занятием. Чего так сильно опасался Бур. Однако, голос старшого смягчился, и он дружелюбно произнёс:

– С утра будь готов. Поведут на свиданку в десять часов.

– Хорошо, старшой.

Опасения оказались напрасными. Его всего лишь предупредили, что с утра поведут на свиданку, то есть надо после дороги быть готовым «слегка» к выводу из хаты. «Там разговоры прослушиваются и записываются – предупредил Борю смотрящий. – Лишнего не говори. Во-первых: следаку могут передать запись разговора на свиданке, а во-вторых: если скажешь, где чего лежит у нас в хате, может сюда администрация зайти, отметут. Конечно, это всё не сразу узнается, но если узнается, что по твоей вине здесь что-то пропало, запреты какие-нибудь, будешь должен восстановить. Не восстановишь, поедешь в шерстяную хату, объявим тебя ломовым, до зоны можешь не доехать, в поезде грохнут». Наказ очень серьёзный. Да, вообще Боря уже начал привыкать следить за языком. Сказать что-либо не то в тюрьме так легко, а потом докажи, что ты имел в виду другое?

Например, однажды он сказал «А можно спросить у тебя Бур?». И вся хата напряглась. Он всего лишь хотел, чтобы тот ему совет дал полезный, но не знал, как это делается. Бур же в свою очередь уже не первый раз бывал в тюрьме, и раз его наградили таким важным занятием, как смотреть за положением в хате, значит нужно быть терпеливым. И в ответ на это он сделал ему короткое замечание: «Спросить нельзя. Поинтересоваться можно». Боря растерялся такому ответу, но его выручил Черепаха, который по ходу всё знал, и имел права совать свой нос в любой разговор: «Слово „спросить“ означает, что ты хочешь что-то предъявить. У тебя есть претензии к Буру? Нет. Значит и спросить у него ты ничего не можешь. А если ты хочешь Буру задать вопрос, чтобы он поделился с тобой советом, тогда употребляй слово поинтересоваться.» Вот так, потихоньку, Боря учился тюремному жаргону («фене»), и учился разговаривать как с администрацией, так и с волей.

Поэтому гоняя коней этой ночью, он не столько думал о дороге, и малявах, которые там передавались, сколько то, о чём надо будет говорить с матерью. «Скажи маман, чтобы тебе магазин не заказывала, а деньгами присылала лучше, она же не знает, что нам здесь надо, вдруг пришлёт то, что у нас и так есть» – посоветовал Митяй. Так же дельный совет дал Саша-художник: «Магазин пускай перед новым годом закажет, а то он не работает во время праздников.»