Григорий Синеглазов - За решёткой. Криминальный роман

После дороги, когда уже все зеки разлеглись по шконкам, Боря обратился к Серёге:

– Серый, научи чифир готовить.

– Смотри как я готовлю, а потом сам пробуй. У тебя же филки появились, можешь себе в ларьке чаю заказать, специально для этого дела.

– Ну, засыпать чай, налить кипятку я и сам смогу, а почему у тебя чифир, а у меня купец получается?

– Потому, что чифир должен настояться. И заливать кипяток надо не абы как, а круговыми движениями, медленно, понимаешь? У тебя чифирок примерно раза с десятого получится.

– Ты ведь тоже первоход, да?

– Да. На воле я поваром в ресторане работал, а рецепт чифира мне в колледже рассказали, когда учился. Так что, как видишь, любое твое занятие по воле, или увлечение, может пригодиться здесь для общего дела.

– Руки, наверное, как гениколог, каждый час моешь?

– А то и чаще. Ты же видел, что прежде чем заняться приготовлением, я руки мою. Это профессиональная привычка. Ты на свиданку собрался?

– Да.

– Чифирни перед свиданкой, а то мать увидит синяки под глазами, подумает, что мы тут бьём тебя. А тебя хоть кто-нибудь раз тронул?

– Ни разу. Серёга, а ты когда осудишься, в баландёры пойдёшь? Я слышал, что администрация учитывает это при распределении.

– Ну, можешь и в кодексе почитать, там написано, что администрация колонии обязана предоставлять осужденным работу, связанную с профессиональной деятельностью оного. Или согласно его образованию. Но, несмотря на то, что я повар, как по профессии, так и по образованию, я в баландёры не хочу. Козлячая работа.

– А вот Бур говорит, что баландёры не козлы, а быки.

– Бур-то говорит, а вот Черепаха уверен, что баландёры – козлы. Арестантский Уклад Един, но свои нюансы, как видишь, он всё же имеет. В любом случае, быки тоже с рогами. Так что ценятся они всё равно ниже, чем мужики. И от таких определений как «красный» или «активист» всё равно не отмажешься. Козлом не будешь, может быть, а красным быть не перестанешь. Так что, я в баланду всё равно не хочу.

– А правда, что если мама придёт в красном, я должен ей сказать: «Ты мне больше не мать!»?

– Неправда. Такой закон только на малолетке действует. Ты ведь в баню ходил? Мыло поднимал с полу! Никто тебя обиженным не объявил после этого? Как видишь, их детские законы здесь во взрослой тюрьме не работают. Каждый раз, когда малолетка, попадает на взрослую зону, ему предъявляют за эти перегибы. Я лично видел, как одного из таких Бур прессовал вот в этой хате. У пацана была вторая ходка, но первую он провёл на малолетке, в четырнадцать лет его закрыли.

Во время этого животрепещущего рассказа, Борю вызвали на продол, и он отправился на свиданку по пути общаясь, и знакомясь с зеками из других хат. Уфсиновец, который их вёл, потребовал соблюдать тишину, однако особо отслеживать («крепить») это не стал. Их завели в очень холодную камеру, где было разбито окно. В таком холоде обдумывать разговор на свиданке вряд ли представлялся возможным, но Боря всё же пытался настроить мысли в этом направлении. Большинство зеков молчали.

С Борей начал общаться какой-то зек, с которым он был прежде не знаком.

– Братишка, есть закурить?

На такие случаи в хате всегда выдавались сигареты. Понятно, что Боря не курит, но на продоле всегда могут пригодиться, вдруг у кого нужда есть, или голяк в хате.

– Держи, брат, – ответил в том же ключе Боря, – Я сам не курю, можешь всю пачуху забрать.

– С какой ты хаты?

– Девять-восемь.

– Ты что ли с Буром сидишь?

– Да, он у нас смотрящий за хатой. Я – дорожник. Брюс.

– Ааа! Слыхал про тебя. Ты кажется «Кей-Эф-Си» ограбил?

– Нет. «Макдоналдс».

– Какая разница? Я Саркис, из один-два-четыре, аппендицит.

– У нас, кажется, есть дорога с аппендицитом?

– Да, только через девять-девять мы с вами связываемся.

– У тебя, что за беда, Саркис?

– Два-два-восемь, часть вторая без прима. С пакетом героина меня поймали.

– И что ты думаешь?

– Ну а что тут думать? В сознанку думаю идти. Возьму особый порядок, получу ниже низшего, и на зону.

– А на Централе не думал оставаться?

– А я уже оставался один раз. Первая ходка у меня по народной сто пятьдесят восьмой статье была. Отвечаю, я боялся зоны – словом «Отвечаю» зеки обычно заменяют «клянусь». Боря этого не знал, но догадался с первого раза, ведь это сделать было нетрудно. – Подписал хозбанду, и остался здесь. Определили меня баландёром. Вот я замучился за бесплатно работать! Чтоб меня на зону отправили, специально накосячил, сел в карцер, и уехал по этапу. А там блаткомитет поспрашивал «Что, да как?», выяснили, что парень я нормальный, от баланды отмазали, провалялся до конца срока и вышел. Два года провёл на свободе. Когда взяли, оказалась судимость не погашена. Так что теперь ничего не остаётся, как всё признать.

– А что такое «особый порядок». – Хотя один конвоир уже Боре и объяснял это, тем не менее хотелось бы услышать арестантскую версию.

– Это такой судебный процесс, при котором ты всё признаёшь. В суд вызывают только тебя, твоего адвоката и больше никого. Ты отвечаешь судье, мол, да, совершал преступление, ну, дурак был, раскаиваюсь и всё в этом духе. Плюс суду, что они за одно заседание решают, сколько тебе дать. А плюс тебе, что выше двух третей от верхнего порога тебе точно не дадут. У меня два-два-восемь, часть вторая, от трёх до десяти. Вот и вычисли теперь мой максимум, если десять лет на две трети умножить.

– Сложно очень. – Сказал Боря, хотя арестантская версия не сильно отличалась от ментовской.

– Ничего сложного. Шесть лет и восемь месяцев. Видишь, насколько ниже сразу становится максимальное наказание. Плюс, я ещё заключил сделку со следствием, а это вообще помогает ещё снизить. Может даже рецидив не зачтётся.

В фильмах Боря неоднократно слышал фразу «Чистосердечное признание смягчает ответственность». Или какие-то схожие с ним фразы. Однако, как теперь из разговора с собеседником из сто двадцать четвёртой хаты выясняется, в реальной жизни эта фраза звучит иначе. Примерно так: «Вступить в сделку со следствием и взять особый порядок». Ничего более умного в такой ситуации, чем задать следующий вопрос, Боря не нашёл:

– Это что-то типа «чистосердечного признания» что ли?

Но собеседник Бори оказался человеком грамотным и ответил чётко:

– Такого юридического акта, как «Чистосердечное признание» не существует. Поменьше смотри фильмов, побольше – живи реальной жизнью. Есть, конечно, такой акт «Явка с повинной». Но он так и называется, а не чистосердечное… Явка с повинной – это когда ты совершил преступление, тебя ищут, но ты приходишь сам в ментовку и говоришь: «Не ищите никого. Я совершил преступление» и сдаёшься.

Когда «юридическая консультация» Бори закончилась, «тормоза» открылись и в камеру вошёл младший инспектор тюрьмы с лычкой старшего сержанта на погоне. Он назвал фамилии и велел выстраиваться именно в том порядке, который называл. Услышав свою фамилию, Боря встал туда, куда было велено уфсиновцем. Сотрудник тюрьмы вывел их на продол, провёл в комнату, где стояло множество кабинок, каждому зеку он указывал на свою кабинку. Боря прошёл в кабинку, которую указал сотрудник, и увидел за стеклом рыдающую мать. Чтобы услышать, что она говорит, нужно было взять трубку и начать разговор. Первое, что услышал в трубе Боря было: