Никита Марзан - Пл@стилин 3D

Дизайнер обложки Варвара Солдатенкова

© Никита Марзан, 2022

© Варвара Солдатенкова, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0056-2474-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Он привлек моё внимание внутренним сходством с куском пластилина. Хотя внешне он был безупречен. Его пропорциональная фигура, блестящие каштановые волосы, внимательные голубые глаза и резко очерченный подбородок вызывали у меня законную зависть. Однако его манера общения была неожиданной и неестественной. Любое движение он выполнял с небольшой паузой, как персонаж кукольной анимации, ожидающий, когда гримёры прилепят к его лицу новое пластилиновое выражение глаз или губ. Или изменят пластилиновое движение проработанного профиля.

Говорил он чуть ироничным тоном, слегка скашивая круглые глаза. И первые произнесённые им слова будили ощущение тайны, принуждающей меня вслушиваться в обрывки его негромких воспоминаний.

Начинал он говорить с паузы, необходимой ему для лепки новой пластилиновой мысли:

– В Южной Калифорнии я впервые угадал ноту вина. Я долго гонял во рту тёплый рубиновый глоток, прежде чем предположил наличие древесного оттенка. И сомелье согласился. В купаже присутствовал аромат бурбонных бочек.

Было видно, что этот человек обладал богатым прошлым, растягивающимся пластилином в любом направлении.

– Вы видели на виноградниках чёрно-белых лошадок? Они как игрушки, украшенные заплатками чёрного атласа на отбелённом шелковистом маркизете. Жаль только, что низкорослы и при медленном аллюре моя ковбойская шляпа покачивалась едва-едва выше шпалеры тёмно-фиолетового зинфанделя. Зинфандель – это сорт винограда.

– На тихоокеанском дне, возле Сан-Клементе, водоросли растут со скоростью метр в сутки. Плывёшь в зеленоватом тропическом сумраке, усыпанном красными рубашками гарибальди. Эти рыбки похожи на райских птичек в гуще пасмурных дождевых лесов.

– У меня лицензия воздухоплавателя. Как у пилота. Прослушал курс, выполнил несколько учебных полётов и теперь катаю девчонок в своё удовольствие. Я постарался, чтобы мой шар был расцвечен, как весенняя дрофа. Невозможно устоять. Я не бабник, но романтики мне не занимать.

– Когда-то я был дайвером на Багамах. Там находится самая глубокая морская воронка в мире. Больше ста метров свободного погружения, без акваланга. Опускаешься в полной темноте с единственным запасом воздуха, который ты вдохнул на поверхности. А на дне колодца твои лёгкие сжимаются до размеров яблока. У некоторых съезжала крыша.

Я не задавал ему вопросов. Просто ждал, пока пластилиновый человек в очередной раз сменит позу, яркость улыбки или оттенок румянца. И слушал дальше.

– А потом я увлёкся йогой. Эта женщина… мой учитель… не сказать, чтобы она была красивой, но вообрази… она упёрлась руками в газон, наклонила голову и приподняла свою пятую точку… а я сел ей на плечи, потом вытянулся… её бедра были под моей шеей… она выгнула свою крепкую спину, безжалостно скручивая мой позвоночный столб… я помню, пошутил, что теперь обязан на ней жениться… она только усмехнулась – …a little late, чуть-чуть поздно… а я продолжил – и как же мне быть?… а она – будь собой!… вот такой ответ… но я был рад, ведь йога не даёт ответов, она подсказывает, где их искать.

Тут он засмеялся, выразительно округлив и без того кошачьи глаза. И продолжил с небольшой и привычной пластилиновой паузой.

– Я не люблю кроликов, хотя это и не повод их убивать. Сестра просила убить белую крольчиху, толку от неё уже не было. Старая тяжёлая скотина, которую нужно было удерживать двумя руками. У неё слезились выцветшие красноватые глаза. Да и суставы болели, это было понятно, когда я взял её за задние ноги, их свело судорогой. Сестра протянула мне бейсбольную биту. И тут мне показалось, что эта старая крольчиха – моя мать. Она не была похожа на мою мать, но что-то было в ней материнское… в этой крольчихе… я сказал об этом сестре… а она оттолкнула меня и ударила крольчиху битой… потом ещё раз… наверное, она имела на это право… она ведь тоже была крольчихой, а значит, они обе жили в одном мире… а вот мой мир, размером с кроличью голову, раскололся… потом меня заново слепили из пластилина… так шутил доктор, который занимался моей самоидентификацией… я не ощущаю боли, у меня нет родных и нет будущего…

Пластилиновый человек умолк. Какое-то время он беспокойно оглядывался и посматривал на часы. Потом перевёл взгляд на меня.

– Я возвращаюсь в клинику… я так решил… хочу попросить доктора вылепить из меня ту самую мёртвую крольчиху… как ты думаешь, это возможно?

Я пожал плечами, подыскивая вариант ответа, но пластилиновый человек меня опередил.

– Из пластилина можно вылепить что угодно, а доктору я доверяю. Всё равно моя жизнь – это только рваные воспоминания, и новых событий уже не будет, а значит, не будет и смысла жизни. И что остаётся? Остаётся искать смысл смерти, ведь так? Да я и сам знаю, что это так. В мёртвой крольчихе есть смысл, понимаешь? Она не может быть забыта, иначе человечество обречено стать пластилиновым. И всё закончится.

– Я думаю, что у каждого из нас есть своя мёртвая крольчиха, – возразил я, – но никто не торопится занять её место. С этим можно жить.

– …а little late, – пластилиновый человек улыбнулся, – прощай!

Он протянул мне руку.

Я пожал её и невольно вздрогнул от прикосновения к тёплой кроличьей лапке

Наш мир не идеален и поэтому всё ещё жив. Когда он достигнет идеала, то исчезнет в материнской пустоте вселенной, такой же идеальной, как он. Пустоту нельзя сделать ни лучше, ни хуже, она мера сущего, и мир должен благодарить себя за своё несовершенство, хранящее его жизнь.

Я живу привычной жизнью в своём поломанном мире. У меня старая квартира. Красный мебельный лак в паутине трещин, мутные подвески люстры, утратившие хрустальный звон, диванные подушки, продавленные до пружин, молчащий дверной звонок.

Кухня в тусклом мерцании поломанных светильников. На холодильнике выцветшие магнитики, среди которых нет ни одного целого. Время от времени они снова срываются на пол и снова бьются. Я возвращаю на место эти кусочки моей покалеченной памяти, такие упрямые, такие привычные, такие незаменимые.

У меня нет ни одной целой чашки или тарелки. Каждая посудина имеет скол или трещину. Белая керамика давно превратилась в размытую слоновую кость. Заварной чайник с отбитой ручкой обжигает пальцы, древний тяжёлый кофейник потерял крышку, и я заменил её беспризорной розеткой для варенья. И даже почти попал в кофейный цвет. Моя кухня пахнет просыпанной корицей и старым тмином.