Юрий Юрьев - Поезд на Риддер

– Сегодня только невежды назовут это чудом. Никакого чуда здесь нет. Всякий просвещённый скажет: ты только что видел действие психической энергии. Факт давно известный и изученный наукой.

Значит, уясни главное: перед сеансами медитации очищай сознание, медитация есть приобщение к великому пути. Вбирай в себя энергию жизни, затем сознанием направляй её на цель с силой, на которую способна твоя воля, – гость с улыбкой посмотрел на огонь. – И вот ещё, что ты обязательно должен знать…

Рэймонд отложил лист. Подошло время завтрака. Пока в очаге разгорались дрова, он достал разделочную доску. Из корзины выложил рыбу и принялся на ней её потрошить. Когда с этим было покончено, налил в кастрюлю воду и поставил на таганок. Вскоре в кастрюле забулькало. Рэймонд опустил в неё половину утреннего улова, туда же бросил несколько щепотей укропа. Оставшиеся три карпа были посыпаны солью и в судке поставлены на полку к мешочкам с сушёными ягодами. На гарнир пошла редька дайкон, а к редьке нашлось немного петрушки. Позже к столу, сервированному чашкой и вилкой, Рэймонд подал себе завтрак.

Полдень выдался солнечным. Путь от хижины вверх был не очень крут. Неся на плече мотыгу, Рэймонд шёл и не мог отделаться от мысли, что идёт по дну пруда, настолько причудливо разлапистая хвоя затеняла воздух. Где-то дятел долбил броню древних сосен и свистел дрозд.

Он перевалил через гребень. С этого склона открывался вид на затерявшуюся в берёзовой роще деревушку, от которой в разные стороны тянулись полоски обрабатываемой земли, каждый год засеваемые крестьянами соей и просом.

Себе же участок под огород Рэймонд выбрал здесь, на плато, меж глубоких ущелий, где бежали хрустальные ручьи. Ему он достался не такой, как сейчас, а сплошь заросший соснами. Их он вырубил, потом выжигал пни и долго выкорчёвывал корни.

Недели напролёт таскал с предгорья землю и засыпал очищенное место, а потом лопатил его, перемешивая с древесной золой. Никто, кроме местных, не знает, какого труда стоит вырастить тут хоть сколь-нибудь приличный урожай.

Рэймонд стоял среди грядок и озирал своё приусадебное хозяйство. За то, какой он огородник, говорили урожаи гигантской редьки с горы Сукарадзимы. Этот сорт он культивировал лишь последние пять лет, однако за то время сумел вырастить такие экземпляры, что позавидовали бы и опытные овощеводы.

Он снял с плеча мотыгу и поплевал на ладони. Ежедневная работа на огороде стала для него чем-то свято чтимым. Великое дело – любить и содержать в порядке свой участок земли. В этом одно из выражений твоей духовности.

Сегодня предстояло устранить разор, содеянный среди овощей ночным дождём: поправить размытые грядки и по-новой натянуть бечеву, по которой вилась вверх фасоль. Кроме того, с покосившимся плетнём нужно было что-то делать.

Солнце миновало зенит и уже валилось к западу, когда он закончил работу. Напоследок выдернул несколько плодов корейской моркови и один исследовал на ладони. Морковь была без признаков порчи. Удовлетворённый этим, он обломил ей хвосты и сунул в брезентовую сумку. Только с капустой не всё обстояло благополучно, её то и дело поражала мягкая гниль, химикатов же, чтобы бороться с оной пакостью, у Рэймонда не было. Скудные урожаи капусты сильно огорчали огородника, и не раз он божился навсегда отступиться от неё, но и вовсе исключить из рациона, с другой стороны, тоже не мог.

Он отправился обратно.

Хорошо прогретый берег. На камнях, как белая паутина, рыбные скелеты. Позапрошлая зима выдалась не в пример прочим холодной. Озеро промёрзло глубже обычного и по весне долго не могло высвободиться из-подо льда. Не счесть, сколько рыбы задохнулось. Рэймонд помнил, как в тот год далеко заплывал на лодке и, будто в айсбергах, лавировал среди искрящихся глыбищ. Помнил, как потом убывающий паводок оставлял на берегу навалы чешуйчатых тел. Рыба разлагалась, источала смрад.

Рэймонд присел на валун, разрезанный поверхностью озера посередине. Зачерпнул пригоршню воды и пролил через пальцы. «Вода есть какое-то земное состояние неба, что объясняется многими её свойствами». Подняв голову, стал смотреть на облака. Он знал, каким бывает небо.

Любая человеческая жизнь стоит того, чтобы лечь в основу исследования.

«С чего пошёл бы я, – подумал Рэймонд, – безусловно, с самого начала». Двадцатый год от рождения стал отправной точкой в жизнь, что было до него, никак не повлияло на убеждения уже зрелых лет. Всё случилось потом.

Он знал, каким бывает небо. Раскалённое боем небо бело, бело, как оцинкованная жесть.

3 часа 13 минут. Воздушный караван плывёт со скоростью 217 миль в час. Под крылом вереницей, словно стадо горбатых животных на водопой, ползут горы на север к проливу Цугару. Главная горная цепь, массив Китаками, получивший название японского Тибета. Местность дика и почти безлюдна, лишь изредка встречаются деревни.

Вылетели около двух часов назад, пять бомбовозов Б-25 и 12 «лайтингов» сопровождения. Взяв курс 260 градусов, самолёты пошли на Йокоте.

Лейтенант Рэймонд Уикс вёл своё звено, держась слева от головного Б-25. Со стороны могло показаться, что стайка дельфинов следует за плывущим китом, настолько бросалось в глаза соотношение объёмов. Массивное тело бомбовоза зеркально отражало солнце.

– Опричник, – связался Уикс со своим звеньевым, – ответь Янычару.

В наушниках раздался треск.

– На связи.

– Подтянись.

Ведомый справа подплыл чуть вперёд и правильно встал в звене. Уикс еле разобрал его ворчание насчёт того, что, дескать, идём, как на параде и что-то ещё.

Лейтенант разомкнул контакт на шлемофоне и соединил снова.

– Опричник.

– На связи.

– Дай счёт от одного до десяти.

– Один, два, три, четыре… – Уикс дослушал до конца, на этот раз слышимость была чистой.

Ничто не выматывает душу так, как полёты на крейсерской скорости и над вражеской территорией. Временами начинается свербёж в нервах и ничего с ним нельзя поделать, тогда отключи связь и, что есть в тебе патриотизма, пропой «Непокорённый форд Нокс» – бывает, что помогает.

Но, если без дураков, у каждого, и у Уикса тоже, имелось своё личное средство. Зубами стянув с пальцев крагу, он поднёс её изнанкой к носу и с наслаждением вдохнул: перед каждым вылетом тайком он кропил перчатку изнутри дамскими духами. Аромат навевал альковные фантазии и снимал напряжение. Попадись он на этом любому из своей эскадрильи – и лучше пиши рапорт на перевод: до конца войны в лётную сумку и под кровать будут подбрасывать женские кружевные перчаточки. В авиации умеют шутить.

3часа 43 минуты. Страшный крик в наушниках:

– Янычар, япы!

Именно тогда, когда Уикс увидел их сам. На стороне солнца они висели, будто рой пчёл. Они неслись в атаку, казалось, их двигатели дико ревели «банзай!» и ни один пилот не выйдет из боя, даже израсходовав последний патрон, но воздушный караван не дойдёт до Йокоте.