Виктор Улин - НАИРИ

– И на ноге тоже. Только под джинсами на видно. Это была моя жена.

– Поздравляю. Взрослый дяденька женился на малолетке.

Судя по всему, она тоже не чуралась перелетного флирта.

– Именно так.

Смех, легкий и невероятно счастливый, вырвался из меня сам собой.

Разумеется, мне не требовались новые знакомства, но недолгое общение с красивой женщиной на пути к месту беззаботного отдыха делало предчувствие блаженств еще более сильным. Это было нормальным, иначе просто и быть не могло.

Мою спину прожег очередной злобный взгляд; у старух учительского типа я всегда вызывал отторжение.

– Это мой второй брак. Жена существенно моложе.

Я сделал паузу.

– На шесть лет.

– На целых шесть? Поздравляю еще раз. А сколько вам, если не секрет?

– Не секрет. Сорок шесть. Соответственно, ей сорок.

– Надо же… Ваша жена – моя ровесница.

– Ничего себе, – восхитился я.

– Что именно « ничего »?

– То, что женщина так просто открывает свой возраст.

– Так я же не собираюсь за вас замуж. Здесь для этого нет условий.

– Насчет условий – в точку. Я не могу пригласить вас в ресторан, как в поезде. Хотя сделал бы это с удовольствием.

Когда-то я умел вести с незнакомыми женщинами ни к чему не обязывающие беседы, полные кинематографического ослоумия.

Сейчас я вернулся в прошлые времена. Это было смешно, но тоже входило в рамки отпускного настроения.

– Спасибо, – тепло ответила соседка. – Доброе слово и кошке приятно.

Улыбнувшись еще раз, она выглянула в иллюминатор.

Линия спины была изящной, между лопаток нежно проступала еле заметная застежка.

Ударив волной воздуха по барабанным перепонкам, впереди захлопнулась входная дверь.

Где-то впереди надрывно заорал ребенок.

Соседка повернулась ко мне:

– Скоро полетим?

– Не знаю. Думаю, скоро. Сколько можно стоять на земле. Они уже объявляли « пристегнуть ремни »? Я как-то все прослушал.

– Я тоже. Отключилась на свои мысли. Наверное, объявляли – вон девушка ходит по рядам. Тут так шумно, в ушах звенит.

– Да уж, – я кивнул. – Россия – край непуганых детей. Нас, взрослых, как будто и не существует. Всю жизнь мечтаю попасть в отель, куда не пускают с детьми. Вроде бы такие существуют?

– Ну да, несемейного класса.

– А то дома ото всех соседей день и ночь вопят со всех сторон, в Турции не знаю рядом с кем поселят, и в самолете то же самое. В бизнес-классе, наверное, хоть младенцев нет.

– Младенцев там нет, да, – сдержанно подтвердила женщина. – Но…

Поморщившись, она не договорила.

Завопили сзади – теперь уже не дети, а взрослые, перекрикиваясь через несколько рядов.

– На самом деле в несемейном еще хуже. Детей хоть на ночь

Я тоже поморщился и потер виски.

– Вы не любите людей, – констатировала соседка, глядя на меня.

– Люблю, но выборочно, – ответил я. – Абстрактно любить людей может лишь тот, кто их мало знает.

– Согласна с вами на сто процентов.

Я молча кивнул.

– На самом деле в несемейном отеле еще хуже. Детей хотя бы на ночь уталкивают спать, а там круглыми сутками куролесит обдолбанная молодежь.

– Да уж… – я вздохнул. – Значит, остается лишь необитаемый остров по тайм-шеру.

Старуха слева возилась, словно медведь перед берлогой.

В будущем году стоило приложить все усилия, но лететь не среди колхозного сброда.

–…Мужчина, вы почему не пристегиваетесь?

Неприветливая стюардесса стояла у нашего ряда.

У нее были матовые черные волосы и круглое невыразительное лицо с узким ртом; небольшие неопределенно зеленые глазки сверлили злыми буравчиками.

– Сейчас пристегнусь, – я все-таки опять ей улыбнулся и даже подмигнул. – А конфетки будут?

– Вам – нет, – отрезала бортпроводница и отвернулась к левой стороне.

Ее маленький зад выражал пренебрежение мною как лицом противоположного пола.

Собеседница засмеялась.

Я всплеснул руками и полез искать концы своего ремня.

Справа за бортом щелкнуло, потом загудело – сначала тихо, затем громче и громче.

Пилот компании « Татарстан » строго придерживался правил: несмотря на закрытые двери, первым запустил двигатель со стороны, противоположной отъехавшим трапам.

Салон мелко затрясся; старому самолету не хотелось лететь.

Женщина поправила на животе ремень.

– Вы знаете, какое сегодня число?

– Конечно, – кивнул я. – Тринадцатое июля.

– Тринадцатое.

Она разгладила черную юбку.

– Ну и что?

Я пожал плечами.

– Вчера было двенадцатое, завтра будет четырнадцатое.

– Вы знаете, сколько себя помню – боялась летать. И сейчас боюсь.

– Не бойтесь, – я усмехнулся. – На машине ездить гораздо опаснее. И, кроме того, взгляните на вещи с другой стороны. Тринадцатое число сегодня во всем мире, даже на Южном полюсе. Если все начнут бояться, Земля остановится.

– Интересная теория.

Щелкнуло и загудело слева.

– А вы интересная женщина. Сейчас мало кто привержен таким суевериям.

– Сейчас на самом деле все потеряло значение. Во главе другие приоритеты, лишь бы просто остаться живым. Но я помню случай из детства, из тех времен, когда билеты на самолет было достать не в любой день. Один знакомый куда-то сильно спешил, сидел в аэропорту перед рейсом и ждал, когда освободится бронь. Дождался – оказался тринадцатый ряд. Он отказался от билета и никуда не полетел. Смешно?

– Именно что смешно. В каждом самолете есть тринадцатый ряд и каждый раз в нем кто-то летит. Вот у нас сегодня – целых шесть человек. Если что-то случится с ними, то случится и с нами. Но с нами ничего не случится, значит, и они долетят без проблем.

– Если все подряд не сломают ноги, спускаясь по трапу, – возразила женщина, бросив через меня недобрый взгляд на бывшую учительницу.

Видимо, та успела чему-то ее поучить до моего появления.

– Ваша теория еще интереснее, – я усмехнулся. – Но мы с вами не все, мы пойдем по другому трапу.

– Договорились, – она серьезно кивнула. – По другому, так по другому.

Справа уже не гудело, а позванивало. Двигатель прогрелся, Пратт вместе с Уитни знали свое дело.

– На самом деле, если на то пошло… В каком ряду мы с вами сидим?

– Если честно, не знаю. А в каком?

– В двадцать первом, – ответил я, не задумываясь, почему женщина с красивыми ногами не знает своего ряда.

– И что это меняет?

– Все.

Она смотрела непонимающе.

– « Двадцать одно » – счастливое очко, – пояснил я. – « Тринадцать » им гасится. Минус с плюсом обращаются в ноль.

–…Возьмите вкусняшку!

В проходе стояла бортпроводница и, маслясь улыбкой, держала перед пенсионеркой целый поднос конфет. Я потянулся туда, захватил горсть и молниеносно отдернул руку. В ответ раздались такие звуки, что промедли я долю секунды – и острые ноготки, покрытые бесцветным лаком, разодрали бы меня на клочки.