Лапе Туули - Когда город родился

Крыло вместо руки.

Я всё чаще думаю, как ему жилось с этим. И ещё: снятся ли остальным братьям небеса? И земля – с высоты птичьего полёта.

С тех пор как я в последний раз сошла с самолёта, небо мне снится. Или птицы, как сегодня. Чёртовы птицы, с которых всё началось.

Меня передёргивает, когда я думаю «последний раз сошла с самолёта». Криста говорит: подожди, возможно, всё ещё будет.

Мне хочется ей верить. Когда теряешь то, что считаешь смыслом своей жизни, внезапно оказывается, что по-настоящему важных вещей остаётся немного. У меня по-прежнему есть Криста. Я знаю, что она меня любит. Я её тоже люблю. Но иногда даже самой сильной любви недостаточно, чтобы перекрыть дыру там, где раньше было небо.

Я помню, как стояла, держа руку на боку самолёта. По сравнению с самолётом, этим небесным китом, я крохотная. А он – крохотный по сравнению с небом. Сара милосердно увела команду раньше. Адель иногда оглядывалась – с любопытством. Так дети смотрят на зверей в зоопарках.

Я снова и снова прокручивали в голове события того рейса. Можно ли было принять другое решение? Каждый раз понимаю: нет.

Можно ли было сделать что-то ещё? Не знаю. И это мучает меня сильнее всего. Это – и небо, страшно далёкое с земли.

Одна из самых сложных вещей, по мнению Кристы, – это ожидание. Когда ты – жена капитанши воздушного судна, влюблённой в небо, ваша семейная жизнь происходит пунктиром. Вот ты встречаешь её в аэропорту. Говорить о том, что ты скучала, нет нужды – Кира это и так понимает. Но ты всё равно говоришь, обнимаешь её – так крепко, насколько хватает сил.

Вы едете домой. Ты улыбаешься, сидя в такси, осторожно накрываешь её ладонь своими.

Вот вы заходите в прихожую, Кира разувается и идёт принимать душ. А ты – на кухню, разогреваешь ужин (или завтрак, или обед – в зависимости от того, когда был рейс).

Кире нравятся необычные запахи гелей для душа, больше всего – «глинтвейн». Когда она выходит к тебе – усталая, терпко пахнущая корицей, ты снова улыбаешься и наконец-то выдыхаешь. Только теперь осознаёшь, что Кира правда вернулась.

Вы ужинаете, завтракаете или обедаете. Ты рассказываешь, как прошёл твой день. Слушаешь, как прошёл рейс Киры. Она немногословна, но её слова точны – иначе и быть не могло.

Со временем привыкаешь, что ты – та самая женщина, которая сидит у окна и ждёт.

Когда Кира и Криста только начинали встречаться, любая, даже самая короткая, разлука воспринималась как личная трагедия. Потом масштабы катастрофы становятся не то чтобы меньше, просто ты знаешь: когда твоя любимая женщина – птица, лучшее, что можно сделать, – дать ей возможность летать.

Криста повернула ключ в замке. Кира только что ушла. Как и всегда, квартира показалась оглушительно пустой без неё.

Криста рванула на балкон: посмотреть, как выйдет Кира из подъезда, помашет Кристе рукой, улыбнётся, поправит чёлку и скроется за углом. Это была их маленькая традиция, которой они следовали уже много лет. Вот и теперь Кира вышла, подняла голову, улыбнулась, взмахнула рукой и поправила чёлку. Криста улыбнулась и помахала ей в ответ.

Вроде бы всё было как всегда. Но Криста, неожиданно для себя, почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

До начала рейса Киры оставалось три часа.

Сегодня Сара выходит в свой последний рейс. Не «крайний» – она, как и остальные члены экипажа, старалась не употреблять слово «последний» без необходимости. Но сегодня рейс для неё был именно последним.

Слово «крайний» предполагает, что после этого будет происходить что-то ещё. Другие полёты, другие города и страны, другие небеса. «Последний» означает, что больше ничего этого не случится.

Но, Сара это точно знала, обязательно будет что-то другое. В её случае – пенсия.

Месяц назад на комиссии ей осторожно сказали: Сара, ты прекрасна как профессионал, человек и пароход, но твоё сердце, увы, однажды может не выдержать перегрузок. Сара пришла домой, выпила залпом стакан виски и позвонила Кире.

Кира примчалась тут же. Они летали вместе давно. Сара помнила Киру, когда та пришла после лётного училища. Сара уже тогда была старшей бортпроводницей. Кира же была птенцом, из которого, Сара это сразу поняла, вырастет удивительная сильная птица.

Настоящее их знакомство, а не формальный обмен приветствиями, началось с вылитого за шиворот кофе. Это был один из ранних рейсов Киры в роли первой помощницы. Тогдашний капитан, наставник Киры, придерживался «бразильской» системы обучения. То есть давал реальную задачу на борту, полном пассажиров, и смотрел, как помощница с ней справится. Страховал новенькую, всегда был готов прийти на помощь. Но любил повторять: я хочу, чтобы ты летала так, что я мог бы доверить тебе мою семью. Поэтому поблажек не будет, уж извини.

Чего-чего, а поблажек Кира точно не просила. Сильнее сжимала губы, щурила глаза и делала всё, чтобы задача была выполнена, а пассажиры были в безопасности.

– Сара, принеси нам, пожалуйста, два капучино, – в трубке прозвучал низкий рокот голоса капитана. В голосе была слышна улыбка. Сара болела за новенькую и с облегчение вздохнула: раз капитан улыбается, значит, Кира всё сделала правильно.

Когда Сара зашла в кабину пилотов, капитан хитро на неё посмотрел:

– Я знаю, твой кофе всегда хорош, но лучшая чашка сегодня по праву достаётся Кире. Она молодец.

Сара улыбнулась и протянула чашку капитану. Взяла вторую, чтобы отдать её Кире, и тут самолет тряхнуло.

Ароматный, вкусный (в этом капитан был абсолютно прав) и, главное, горячий кофе выплеснулся Кире на спину.

От ожогов Киру спас пиджак, который она не успела снять после взлета. Кира потом сказала: Сара, если что, я люблю американо, одна ложка сахара. Надеюсь, мы с тобой сработаемся так же хорошо, как твой кофе и мой пиджак.

Так и получилось.

Поэтому никому другому Сара не могла позвонить, а Кира не могла не приехать.

Когда первая волна горя прошла, Сара подумала и решила: она взяла от профессии бортпроводницы всё, что могла. Обмен был равноценным: Сара отдала авиации всё, что было у неё.

Сара думала: хорошо, что сейчас есть возможность принять решение самой. Пока слова комиссии были лишь рекомендацией. Давление и другие физические показатели были в норме, к рейсам её по-прежнему допускали.

Уходить надо вовремя – так она считала. Когда Сара сказала об этом Кире, было три часа утра. Кира отсалютовала ей чашкой крепкого американо:

– Пусть число взлётов всегда равняется числу приземлений. Твоё здоровье, Сара.

Я провела в небе 11 324 часа, из них 8 141 – в качестве КВС, капитанши воздушного судна.

Профессия пилотессы строго регламентирована. Это понятно: я – человек, который отвечает за то, чтобы все пассажирки и все пассажиры прибыли в пункт назначения живыми.