Ольга Овчинникова - Будни ветеринарного врача. Издание 2-е, исправленное и дополненное

Надеваю Ваське воротник, чтобы не разлизал себе лапу.

Провожаем его домой.

– Ир, – мне нужен запоздалый совет. – Как думаешь, что надо было с лимфоузлом-то делать? А то я ушила…

– Сейчас у хирургов поспрашиваю, – она берёт телефон и направляется в хирургию. – Инструменты помою. Кричи, если что.

Дальше заходит женщина, которая хотела «только спросить». Она ставит на стол тойтерьера с переломом бедра – этот диагноз я нащупываю и без рентгена. Трогаю аккуратно: отломки кости похрустывают под пальцами. Собачка на лапу не наступает.

– Мы на неё табуретку поставили два дня назад.

– Что ж. Перелом бедра, – озвучиваю вердикт. – Нужно делать рентген и остеосинтез, и чем быстрее, тем лучше. Могу записать вас на завтра к ортопеду-хирургу.

Если вовремя не собрать кость, то она может срастись неправильно или наступит мышечный спазм, и вернуть её в анатомически правильное положение станет невозможно. Но у маленьких собачек проблема ещё и в том, что их кости без нагрузки рассасываются. Особенно показателен в этом отношении рот: как только теряются резцы, через какое-то время кость нижней челюсти растворяется тоже. А зубы собачки теряют часто – из-за зубного камня. Ирония мелких пород: сначала они не могут расстаться с зубами молочными, а потом, к середине жизни, теряют уже постоянные.

Так же бесследно у них исчезают переломанные крупные кости конечностей, если их можно назвать таковыми. Это часто осложняется недостатком кальция, который по науке называется «вторичный гиперпаратиреоидизм», или «рахит» по-народному. Или вот ещё синоним: «болезнь мясника», отражающий причину – чересчур мясной рацион. И есть другая крайность, присущая заводчикам: чрезмерное пичканье щенка добавками кальция, в результате чего зона роста костей закрывается раньше времени, а кости продолжают расти, – конечности искривляются, делая собаку инвалидом по жизни.

Детально объясняю женщине про кальций, переломы и остеосинтез. Хмыкнув, она произносит:

– А подстригите ей коготки.

– Это можно сделать после операции, – недоумеваю я.

– Нет, сейчас подстригите.

«Всмысле?» – мой внутренний друг тоже в шоке.

Выдержав паузу, женщина говорит:

– Коготки отросли, вот она и хромает!

Ну да. Табуретка тут какбэ и не при чём…

«А давайте стукнем тётку табуреткой по голове и пускай лечит сотрясение педикюром!» – креативит внутренний голос.

…Я подстригаю собачке когти, уже не распаляясь: молча, старательно. Да как скажете. Не вопрос. С наступающим, кстати.

Табуретка стоит неподалёку, стараюсь на неё не смотреть.

Ира, добрякав инструментами, возвращается из хирургии.

– Ну? – спрашиваю её, паникуя. – Что там про лимфоузел? Что будет? Что ты узнала? Да говори уже, говори!

– Сказали, что может и ничего, – отвечает она флегматично. – Лапа долго отёкшая может быть. При гнойных лимфаденитах 72 72 Лимфаденит – воспаление лимфатического узла. тоже ведь рассекают, дренируют, так что надо понаблюдать: если загниёт или создаст проблему, то удалишь.

– Фух, – отдуваюсь я. – Спасибо тебе.

Позвоню им чуток попозже.

…Пока суть да дело, наступает поздняя ночь.

Нам приносят котёнка, который неудачно спрыгнул на нечто острое и распорол себе мышцы до самой грудины.

«Никаких… хирургических… критических…» – ехидна в голове издевается надо мной!

Чего же мне надо было пожелать, чтобы оно вот так, «назло» происходило? Самое простое: вакцинацию, стрижку когтей, снятие клещей и кастрацию котов?

Разглядываю котёнка. Мяско свежее и розовое, кровотечения нет, и вообще он довольно бодр. Не успеваем мы дойти до операционной, как в холле громко хлопает дверь.

– Подготовлю пока, – говорит Ира, забирая котёнка.

Бегу в холл. Там стоит пара, на руках держат таксу.

– Говорите быстрее, что? – тороплю их. – У нас операция!

– Спрыгнула с дивана! – мужчина тычет на таксу. – Ноги и отказали.

«Диагноз: такса».

Прямо в холле быстро проверяю рефлексы – полное отсутствие и болевых, и двигательных, – дело труба. Пятая степень неврологии говорит о грыже: часть хрящевого диска выпадает вглубь позвоночного столба и давит на спинной мозг. Чем больше грыжа – тем тяжелее симптомы. Чем дольше мозг в таком состоянии, тем меньше шансов на полноценное восстановление.

Надо, кстати, как-нибудь съездить в реабилитационный центр, к Насте, порасспрашивать там подробнее, что да как.

– Ему срочно нужна операция, – говорю. – У вас всего четыре часа на всё про всё, и тогда есть шанс, что собака сможет ходить. Иначе она останется на всю жизнь инвалидом.

Пишу адрес клиники, где могут провести миело- и компьютерную томографию, найти место выпадения диска и сделать операцию сейчас, в такое, предновогоднее время.

– Котёнок! – кричит Ира из хирургии, напоминая, что всё готово.

– Вот, держите адрес! – вкладываю в руку мужчины записку, провожу их на улицу и закрываю дверь.

…Котёнок.

Даём наркоз.

– Сама зашьёшь или я? – спрашивает Ира.

– Да давай уже я, – обрабатываю руки и надеваю перчатки.

Приборы пикают, сатурация высокая, котёнок стабилен. Ровненько, наглухо ушиваю мяско, обколов его антибиотиками. Ирка шипит – она не любит, когда я копаюсь, а сама такая же, – ещё неизвестно, кто из нас более небесная тихоходка.

– Кто там был-то? – спрашивает она с интересом флегматика.

– Хансен, – отвечаю названием синдрома. – Пятая степень.

– О-о, – кивает Ира. – А ты что?

– Отправила в город… А то просидят, пока мы тут шьём, – отвечаю сосредоточенно я. – …Поспрашивала тут у наших, что посоветовать хозяевам таксы, если у неё третья – тире – пятая степень, а они не хотят операцию…

– И что сказали?

– Сказали: мозги хозяевам.

…Остаток времени проходит в молчании. Шов обрабатываем серебристым аэрозолем, цвет которого так уместен в преддверии Нового года.

Пишу назначение. Просыпается. Отдаём.

С утра раздаётся звонок в дверь, и открывать идёт Ира. Меня в такую рань, а особо до чая, лучше не трогать, – я злая, всклокоченная, мозг дрыхнет. Методично замачиваю чайный пакетик в чашке – бульк, бульк! – и смотрю в монитор, как Ира запускает в кабинет пришедших: женщину и мужчину. Мужчина несёт на руках маленькую собаку.

Чай отвратительно горький. Откапываю в недрах нашего с Ирой шкафчика пакетик с двумя сушёными печенюшками – одну забираю себе. Что там, интересно, с собакой?

«Вот не можешь ты чаю спокойно попить, да?»

Заглатываю размякшую печенюху.

Пойду гляну, вдруг помощь нужна.

А внизу – те самые люди, что приходили ночью. С таксой. Никуда они не поехали.

– Да у него просто почки, наверное, – говорит мужчина, когда я вхожу в кабинет.