Александр Кваченюк-Борецкий - Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2

Выпив рюмку коньяку, Сахар налил новую, надеясь, что на сей раз Поляков поддержит его компанию. Но попытки Леонида Мартыновича задобрить гостя и сделать их застолье более приятным для общения не привели к желаемому успеху. Алексей молчал и лишь изредка бросал косые и неодобрительные взгляды на начальника тюрьмы. Такая холодность со стороны важного гостя приводила Сахара в отчаяние. Неприступный, как стена, Поляков, казалось, не замечал, как Леонид Мартынович беспокойно елозит на стуле и только и ждет подходящего момента, чтобы объясниться с Поляковым. Так сказать, снять груз с души. Собственно говоря, и груза-то никакого не было. Просто Сахар ужасно боялся за свою, как он считал, счастливую судьбу и благополучную карьеру. А Поляков, благодаря которому, Леонид Мартынович в свое время стал начальником лагеря для осужденных, при желании в два счета мог снять его с занимаемой должности. Для Сахара это было бы равносильно смерти. К слову сказать, разве, он был виноват в том, что однажды к нему с должностной проверкой прибыл генерал Дубасов? После ее окончания, за рюмкой водки, он похвалил начальника лагеря за отменный порядок и хорошие условия для содержания заключенных. Также, за отсутствие чрезвычайных происшествий, умеренный бюрократизм, когда досье на заключенных, бухгалтерская отчетность и прочая макулатура не заслоняла живого человека. Эта откровенная лесть, уж, очень пришлась по душе Леониду Мартыновичу. Потеряв бдительность, он похвастал перед генералом по поводу того, что являлся ярым последователем Макаренко. Мол, для него, полковника Сахара, лагерь был, все равно, что дом родной, да и трудновоспитуемых он любил не меньше, чем собственных детей. Тем более, что таковых у него, пока что, не имелось… Леонид Мартынович старался, чтобы жизнь осужденных в заключении не была лишена приятных бытовых мелочей и некоторого тепла и уюта. Вообще, чтобы она, как можно, более походила на все то, что ежедневно происходило со свободными гражданами на воле.

– Так, уж, и впрямь, как на воле? – усомнился генерал.

– Вот именно! – с воодушевлением воскликнул начальник тюрьмы.

Он не заметил, как при этих словах в глазах Дубасова, похожих на два темных рубина, неожиданно вспыхнули и погасли странные искорки, как все холеное лицо генерала озарилось изнутри каким—то мятежным и таинственным светом, словно внутри его черепной коробки кто-то разжег костер.

– А вот, например, хорошенько отдохнуть, повеселиться, так сказать, снять стресс тут у вас совершенно негде! – сокрушенно покачал головой Дубасов.

Вне себя от изумления Сахар несколько раз ткнул вилкой мимо тарелки с сельдью в маринаде.

– Так ведь, товарищ генерал, заключенные же! Им и того, что имеется, вполне достаточно, – робко возразил Леонид Мартынович.

– Да, не об заключенных – речь! – рассердился Дубасов. – Я имею ввиду лично вас и офицерский состав. Себя, наконец. Я, ведь, к вам в гости-то еще не раз наведаюсь. Поохочусь на дикого зверя. Пошишкарю, может быть. Служба-то, она, братец ты мой, ой какая утомительная штука. Да, не мне тебе рассказывать. Сам все прекрасно понимаешь! Так, что к следующему моему приезду, уж, будь любезен, организуй мне отдых по полной программе. Детали мы с тобой обсудим подробнее… Но это – попозднее. Деньжат на эти благородные цели я тебе тоже подброшу. Все дело – только за тобой!

– Да, я… Все – что только в моих силах, товарищ генерал!

– Вот-вот, любезный! А-то, ведь, на твое место желающих, поди, немало найдется!..

Сахар наморщил лоб, тщетно соображая, для чего Дубасову на зоне, которой заведовал Леонид Мартынович, какой-то непонятный санаторий понадобился.

– А, разрешите вопрос задать, товарищ генерал? – наконец, после пятой рюмки водки храбро спросил тюремщик.

– А чего – там! Задавай свой хренов вопрос!

Сахар решительно сдвинул брови.

– Я, конечно, товарищ генерал, в сравнении с вами мужик неотесанный, всю жизнь в лагере провел, а цивилизованной не жил…

– Ну, будет тебе мямлить! – возразил Дубасов. – Говори прямо, в чем – проблема?

– Да, не проблема! Боже упаси! А непонятка кое-какая… есть…

– И – что?! Что за непонятка?!

Генерал, слегка привстав со стула, вновь опустился на него.

– …Никак у меня в голове не укладывается, на что мой лагерь вам дался? Кругом – глушь таежная, топи непролазные… А, между тем, на земле столько райских уголков имеется! Я вот, например, про Караибские острова я слышал ….

– Да, на фиг мне твои острова вместе с Робинзоном Крузо нарисовались?

И генерал с размаху грохнул по столу здоровенным кулачищем.

– Ты пойми, тараканьи твои мозги, что на эти, чертовы, курорты едут вместе с женой и детьми! Какой же это – отдых? Там нашего брата и без того кишмя кишит, плюнуть некуда! А мне их пакостные рожи на службе, ох, как опротивели! От них хоть на край света подавайся, все одно они за каждым твоим шагом следят. В нужниках жучки для прослушиванья прямо в унитазы ввинчивают, мерзавцы! А у меня – секретная работа. Мне вопросы решать надо без посторонних ушей и глаз. И отдыхать – то же самое! Где – там!.. Секс и то скрытой камерой пишут. Компроматы один на другого сочиняют, чтобы преимущество за собой иметь. Во как, брат, ты, мой! А здесь я, вроде, как и – на работе, и, в тоже время, на отдыхе нахожусь!.. Понял меня теперь?!

Сахар был пьян, но не настолько, чтобы упустить из виду цепочку последовательных рассуждений, которые убедительно излагал Дубасов. Леонид Мартынович даже нашел ее очень оригинальной. Тем не менее, сама затея ему откровенно не понравилась. Из хозяина лагеря она превращала его в генеральского шута, для которого работа с заключенными становилась делом второстепенным.

Все свои соображения по этому поводу Сахар немедленно изложил бы Полякову, не будь тот на него так зол. Откуда Алексею было знать, что Леонид Мартынович – лишь пешка в чужой игре!.. И имеет к тому, за что, как он считал, незаслуженно получил изрядную выволочку от Полякова, только косвенное отношение… Начальник лагеря недооценивал Алексея. Как и всякий профессиональный разведчик, он отлично ориентировался в любых самых сложных ситуациях, в каких довольно часто оказывался по воле того или иного случая, и всегда с честью выходил из них. Вот и теперь, после, своего рода, разговора «по душам» с начальником тюрьмы, короткого, но, к слову сказать, довольно содержательного, Поляков не торопился с кардинальными выводами насчет тюремного борделя. От его пристального внимания не ускользнуло то, что чрезвычайно расстроенный Сахар все порывался сообщить ему что-то очень важное. Алексей умышленно не дал начальнику лагеря такой возможности. Он ждал, что очень скоро все разъясниться само собой. Как говорится, лучше было один раз увидеть… И не ошибся.