Нелл Уайт-Смит - Дом и алтарь

Правильно поняв ситуацию, один из епископов уже поднялся к Алтарю, чтобы продолжить богослужение и дать Часовщику возможность отойти самому и увести брата. По пути к святилищу этот высокий седобородый клирик безразлично наступил в натёкшую лужу крови, и от Храма к Святилищу протянулся багровый след.

Часовщик же проводил Ювелира к выходу. Скрывшись от чужих глаз, подозвал к себе начальника стражи, ожидавшего наказания за свой недосмотр, и назвал ему имена и номера всех, кого он заподозрил в измене, заключив мягко:

– Закройте двери между Храмом и Святилищем, раздайте народу сладкие хлеба, и пусть он празднует и поёт славу бессмертному солнцу. А тех, кого я назвал, призови в Святилище избранными, чтобы увидели они великие чудеса Сотворителя и познали нескончаемость мира и всепобеждающую силу Машин Творения.

Как только стражник ушёл, Говорящий с Создателем обратился к Ювелиру, всё также молчавшему с полуприкрытыми, уставившимися на одну точку где-то на полу глазами:

– Где ты был? – спросил он у брата. – Что с тобой сделал Конструктор, почему ты в таком состоянии?

Ювелир в ответ поморщился, пытаясь найти в себе силы для ответа, но, попытавшись подобраться, только сильнее опёрся на брата, глухо при этом зарычав на границе со стоном.

– Да будь он проклят, истинно я говорю, – мрачно пробормотал Говорящий с Сотворителем, знаком велев подошедшему служке подготовить для брата комнату, и, подняв того на руки, быстро отнёс в собственные покои.

Запретил входить за собой Зиме.

– Грязь, – медленно, глухо произнёс Ювелир, оскалившись, – кровь. Песок и камни.

– Сейчас мы тебя отмоем, но ты истощён до крайности, и сначала нужно хоть что-то поесть, – ласково произнёс Часовщик, пытаясь не выдать чуткому, без всяких сомнений, брату нарастающее волнение.

Часовщик тревожился от многого: того, что Сотворитель вернул Часовщику Ювелира для какой-то цели, того, что ересь, всё больше проникая внутрь Храма, словно ржавчина, нарастала, того, что его брат находился в очень уязвимом состоянии, таком уязвимом, что немногие в Храме действительно будут рады ему и попытаются действовать, а сам Часовщик не знал настоящих причин его возвращения, а если говорить открыто – боялся, что знает их, эти настоящие, истинные, подлинные причины. И за все эти годы так и не подготовился к тому, чтобы встретиться с ними лицом к лицу.

Больше всего Часовщик сейчас боялся мести. И, зная Ювелира, не сомневался в том, что его истощение не помешает ему отомстить, если он только захочет.

– Сохрани это всё, – произнёс Ювелир тем временем. – Мне это нужно. Важнее всего.

– Грязь и кровь? – уточнил Часовщик и, получив ответное слабое рукопожатие, обещал это брату.

Он быстрым шагом прошёл через спальню. Его посетила в груди мысль, что разумнее всего было бы сейчас Ювелира положить на постель и медленно, аккуратно выхаживать неделями, ничем не беспокоить, давая сладкую воду по камням, призвав для этого шуйц с самыми чуткими руками.

Но потом Часовщика кольнул страх, придавший ему скорости: он хотел знать, что с его братом всё в порядке, прямо сейчас, а потому свернул в комнату, полностью отданную под нужды омовения. Ниже, на первом этаже, находилась большая купель, где осторожно удалить пыль и грязь, не задев многочисленные повреждения кожи, было бы удобнее, но это пространство показалось Часовщику слишком большим и оттого небезопасным.

Здесь же небольшая по сравнению с открытой купелью или горячими источниками близ их Дома в начале мира, выдолбленная из цельного камня ванна казалась куда защищённей. Горячая вода всегда держалась наготове, сам камень прогревался толстыми ароматизированными свечами, расположенными под днищем, и освещался солнцем этого последнего дня. Сейчас же двери на террасу плотно закрыли и тяжёлые шторы задёрнули.

Всё было подготовлено, и Часовщик осторожно опустил брата в тёплую, мягкую, насыщенную благовониями воду, аккуратно придержав тому голову. Ювелир, сперва вздрогнув от прикосновения к коже воды, тут же собрался и сел, подтянув ноги. Часовщику было бы удобнее осмотреть его целиком, но он не посмел настаивать.

Вода почти сразу окрасилась в серый, а затем и в бурый от запёкшейся крови цвет. Часовщик осторожно убрал с тела брата остатки одежды. Внимательно он осмотрел открывшиеся под ними раны от волочения и сознательных истязаний и тихо попросил пригласить лекаря. От стены близ дверного проёма в спальню отделилась, словно тень, служка и отправилась выполнять указание.

– Брат, это сделал Конструктор? – спросил он Ювелира.

– Ему снова стало темно, – ответил тот тихо, держа голову над коленями и дыша часто, явно пересиливая себя, чтобы разговаривать.

Почти сразу же тело его зашлось крупной дрожью, похожей на подступающий регенеративный шок, но демон оскалился, словно споря с собственной квазиорганикой, и дрожь, послушавшись его воли, прошла. Часовщик опустил руку в воду, та сильно остыла, но если бы Ювелир позволил себе расслабиться, то она стала бы ледяной.

Об этой особенности регенерации демонов Часовщик знал, и он, и его служки были готовы к тому, чтобы сменить воду три-четыре раза, прежде чем регенерация их нового господина насытится, но Ювелир был слишком осторожен. Он не позволял себе взять лишнего, даже если это касалось тепла, не позволял даже на несколько часов, даже на руках брата потерять внимание к происходящему.

Ювелир не доверял Часовщику. Он знал, что идёт война.

Часовщику подали чашу с насыщенным ликровым молоком, он хотел сразу же передать её брату, но тот не потянулся к пище и даже не посмотрел в её сторону. Говорящий с Сотворителем осторожно поставил чашу на борт ванны, чтобы его брат мог взять, когда захочет сам. Осторожность Ювелира всё больше пугала его.

– Почему Конструктору стало темно? – вкрадчиво поинтересовался Часовщик, убрав брату волосы от лица и чуть отстранившись, когда тот пристально посмотрел на него голодной бирюзой сияющих лихорадочным огнём глаз.

– Я убил его жену и новорождённую дочь. Вырвал им сердца.

– Почему?

Часовщик понимал, что действие, похожее на ритуальное убийство того фанатика в Святилище, Ювелир совершил не впервые. По состоянию тела его брата Часовщик, как по открытой книге, читал страх тех, кто делал с ним всё это. Он читал их страх, их беспомощность перед судьбой и миром, их попытку получить контроль над событиями. И трагическую невозможность добиться всего этого: механоиды не властны над жизнью и смертью, над волей Сотворителя и наступающим Врагом.

Но они хотят получить эту власть, и страх беспомощности толкает их на абсурдные и ужасные вещи. Этим объясняется покушение на Часовщика, грозившее смертью всему миру, этим объясняются истязания Ювелира.