Лидия Лехмус - Сиреневый туман

После завтрака Настя пошла на речку, мыть посуду, Сашка убирал еду.

– Всё, я готов! Настёна, ты меня слышишь?

– Слышу, миленький, слышу! – Отозвалась Настя, возвращаясь. Он стоял, беспомощно хлопая глазами: – Я когда-нибудь не выдержу и зареву.

Она обняла его за шею, крепко прижалась: – Сашечка, мне всё время кажется, что я сплю. Вот проснусь сейчас и… Я боюсь!

– Сам боюсь. – Его голос вдруг охрип. – Недели такие длинные, сил нет! Меня с буровой скоро выгонят, говорят: загонял. А я не могу, как свободная минута, так хоть вой. Вот и стараюсь, чтобы не было этих минут. И от тебя уходить больше невмоготу. Нам с тобой осталось провести здесь два выходных. Знаешь, что я придумал? Давай первую годовщину свадьбы отметим здесь. Ты согласна?

– Конечно, ты ещё спрашиваешь!

Сашка показывал план дома, сияя широкой счастливой улыбкой.

– Вот здесь будет камин, там ванная комната, а тут кухня. Как тебе, Настён, ну скажи!

– А почему дом кирпичный?

Сашка, недоумевая, смотрит на план. – А какой? Блочный, что ли? Так он холодный и некрасивый.

Настя, подставляя лицо к солнцу, пожала плечами. – По-моему, лучше всего деревянный, из круглых брёвен. Их ещё чем-то покрывают, чтобы не темнело дерево. Очень красиво и полезно. Камень он тепло из людей вытягивает.

Сашка озадаченно смотрит на неё, вскакивает и возбуждённо шагает по поляне. Она с интересом следит за ним.

– Настёна, дай я тебя поцелую, а то уже столько времени не целовались!

– Нет, – отбивается Настя, – сначала скажи, что ты думаешь о брёвнах?

Он вздохнул: – Я думаю, почему я такое бревно? Почему сам не догадался? Это же очевидно. Но тогда дом совсем другой будет, это уже не коттедж, а что-то в русском стиле, что-то вроде терема, понимаешь? Высокое крыльцо, деревянная резьба и… Русская печь. У нас будут самые вкусные пироги, а когда доживём до внуков, станем свои старые кости греть.

Сашка весело рассмеялся. Его улыбка сводила с ума. Широкая, открытая, такая заразительная, что невозможно удержаться и не ответить на неё.

– Настёна, ещё две встречи и домой поедем. В следующий выходной я принесу фотоаппарат, у меня там кадров десять осталось, всё на буровой потратил. Обещал мужикам прислать. Нам пока этих хватит. А через год приедем с кинокамерой и начнём заводить семейный архив. Слушай, душа моя, может, ты хочешь сначала домой заехать? Ну, давай заедем к твоим родным, а потом к нам. Они у тебя кто? Ты совсем ничего не рассказывала.

Настя встала и молча пошла к реке. Постояла на берегу и села подальше, скрестив ноги. Сашка тоже сел, беспокойно пошарил в карманах, закурил, а сам с тревогой наблюдал за ней.

– Настёна, – несмело заговорил он, – ты скажи что есть, я пойму. Мне не важно кто они, в любом случае я им в ноги поклонюсь за тебя. Настён, не молчи, а то у меня сердце лопнет.

Она вздохнула и тихо заговорила.

– У меня, Сашечка, нет родителей, совсем нет, и никогда не было. Меня нашли на помойке, вернее на городской свалке бомжи в декабре перед Новым годом. Морозы тогда, говорят, стояли жуткие, а я лежала и пищала, замотанная в какое-то тряпьё. Один из них завернул меня в свою вшивую куртку и бежал по трассе до города. Ни одна сволочь не притормозила, чтобы подвезти. Он сам обморозился, пока добрался до милиции. Ну а там завертелось: скорая, больница, детдом. Звали этого бомжа Григорием Климовым, и была у него когда-то дочка Настя. Меня так и назвали. Что такое детдом рассказывать не буду, ты всё равно не поймёшь. Когда мне было семь лет старшие мальчишки-подростки пытались затащить меня в подвал. Какой-то китаец надавал им оплеух и увёл меня к себе. Он жил недалеко в бараке. Так у него я и осталась. Когда училась в институте, это было на втором курсе, его забрала милиция. Говорят, депортировали. У меня никогда не было ни друзей, ни подруг. В моей жизни только два родных человека: мой китаец Ли и ты, Сашечка.

Она подняла, наконец, голову, посмотрела в его испуганное лицо и с вызовом сказала: – Я не знаю, какого я роду- племени, но уж точно не княжеского. Князья своих детей на помойку не выбрасывают. Ты, Сашечка, подумай хорошенько. Кто его знает, наследственность и всё такое…

Она резко отвернулась, встала и уставилась на воду. Сашка неслышно подошёл сзади, аккуратно взял её на руки, сел, на берег, свесив ноги, и стал покачивать как ребёнка. Всякий раз, когда Настя собиралась что-то сказать, он прижимал её к себе и приговаривал: – Тихо, тихо, моя хорошая! Молчи, потом расскажешь, если захочешь.

И всё покачивал, покачивал,… Она закрыла глаза и, спустя мгновение уснула.

Когда Настя проснулась, он всё так же покачивал, внимательно глядя ей в лицо.

– Долго я спала?

– Нет, – покачал головой Сашка, – минут пятнадцать. Ты просто молодец, душа моя. Не каждый может так отключаться.

– Это меня мой китаец научил.

Настя выскользнула из его рук, поплескала в лицо водой.

– Пойдём, – предложила, – погуляем. Сашка намотал косу себе на шею, взялись за руки и пошли. Сначала по берегу, но там приходилось продираться через густые заросли и Настя забрала косу: – Ты мне скоро голову оторвёшь.

Прошли сосновый бор, перешли дорогу и углубились в густой березняк. Вкусно пахло увядающей травой, грибами. Берёзки стояли жёлтые, нарядные. Осины на слабом ветерке трепетали багряными листочками. Кое-где краснели полные тяжёлые гроздья рябины. Дальше пошла полоса ельника. Густой, тёмный, мрачный, он почти не проходим, только на четвереньках можно проползти под густой щёткой ветвей.

– Давай обойдём его. – Сашка взял Настю за руку, и они пошли по краешку березняка, собирая редкие ягоды брусники.

– Ой, Сашечка, посмотри, какой хорошенький! – Настя показывала в сторону ельника. К ним бежал медвежонок. Неуклюжий и косолапый он ловко двигался, изредка останавливаясь и принюхиваясь.

– Бегом. – Скомандовал Сашка, покрепче ухватил её за руку, и они понеслись изо всех сил к дороге. Перескочили её и остановились, оглядываясь. Слегка отдышавшись, Настя фыркнула: – Вот мерзавчик! Улучил момент, когда мамуля отвлеклась, и сбежал. Сейчас трёпку получит!

Они, улыбаясь, пошли к избушке, и Сашка всю дорогу убеждал Настю, что мамуля уморилась, объевшись всякой всячины, и нечаянно уснула под ёлкой. И с упоением изображал спящую медведицу, которая оглушительно храпит, обнимая лапами ёлку и почёсывая пятку. Настя хохотала до слёз, Сашка искоса наблюдал за ней и удовлетворённо улыбался.

Обед готовили вместе. С удовольствием поели, болтая о книгах и фильмах, потом улеглись на своё любимое место под лиственницу. Закурив, Сашка осторожно спросил: – Настёна, а почему ты не искала китайца? В милиции знают, куда его отправили. Надо было сделать запрос, это несложно.