Рома Джин Эйр - Между солнцем и луной. Что всего дороже

– Подожди, а это что? – тянется к телефону Арианы Михоэль, когда та не успевает вовремя пролистнуть фото.

– Это старое фото, – спешно смахиваю фото с экрана. – Я не всегда была коростриженой крашеной дурочкой. О, смотрите, это я только переехала в Осло, на память щелкнулась с фотографом, хах, Ари, откуда у тебя это фото? – Ари лишь улыбнулась, позволяя мне перелистнуть дальше. – А вот тут я первый раз обстриглась и пыталась покраситься в блондинку.

– Интересный снимок, – тянет Михоэль, крепче сжимая меня в своих длинных ручищах.

Следующий раз мы остановились, когда Эсфир заметил «знакомое местечко». Невнятный закуток, рядом с дорожным указателем, непонятным автоматом с напитками и огромной железной балкой, соединяющей уличный столб и дерево, гармонично вписавшееся в общий хаос.

Первым на этой балке вниз головой повис Эсфир, размахивая руками, умоляя запечатлеть его прямо так. Через пару минут, как обезьянки, туда вскарабкались Часкел и Шальтиэль, а после и моя окончательно не протрезвевшая Рина. Лишь Михоэль, собравший свои чудные каштановые кудри в пучок, стоял рядом и смеялся, подначивая Часкела лезть дальше. Одинокий мужчина, которого в четыре утра занесло в этот район, не решился ничего сказать кучке подростков, верещавших на всю улицу, и прошел мимо, обернувшись лишь в тот момент, когда я пыталась в темноте сфокусировать свою камеру и делая один из самых памятных снимков за всю мою жизнь.

«Do it for memories» – гласит цитата, прилепленная после мною в фотошопе, добавляя этому фото уйму теплейших воспоминаний.

Когда небо над нами начало окрашиваться в нежно-розовый, прогоняя полуночную темноту, мы уже ехали в ближайший McDonald’s за согревающим отвратным кофе.

Солнце лениво вставало где-то на северо-востоке, а Луна всё ещё не сдавалась. Пока Эсфир гонялся за ловко стащившей его телефон Арианой, а Шальтиэль и Часкел обсуждали всё тот же неизвестный мне «smoky laut», забравшись на капот, Михоэль пытался рукой отмерить размеры затянутой облаками Луны.

– Луна – это не размытый сияющий круг. Нельзя игнорировать свет, который она излучает для всей это неблагодарной планеты. Ты, кстати, знаешь, что на самом деле полнолуние никак не влияет на психику людей, и что это просто очередная выдумка?

Михоэль упрямо не поворачивался в мою сторону.

– Этот миф возник во времена Аристотеля и Плиния Старшего, которые считали, что раз мозг человека состоит на семьдесят три процента из воды, то лунная гравитация обязана влиять на мозговую деятельность, вызывая, например, припадки безумия, или маниакальные приступы. Но никто так и не смог этого доказать. Единственное известно, что в лунные ночи по статистике совершается больше преступлений, видимо, потому что на улицах светлее. Но это не точно.

Михоэль наконец-то фокусируется левым глазом на Луне и размещает её ровно между большим и указательным пальцами.

– Не двигайся, – шиплю я, пока пытаюсь снять блокировку с дисплея. – Смотри, как красиво, – протягиваю ему свой телефон, где на экране увековечена его изящная ладонь, длинными пальцами обхватывающая наш единственный спутник, тянущейся к Луне также, как и я тянусь всей своей сущностью к Михоэля как к огромному магниту.

– Я больше никогда тебя не отпущу, – сгребает меня в охапку, засовывая телефон себе в карман. – Не смей никогда больше так пропадать.

Мычу что-то утвердительное ему в шею, пока он одной рукой достает мой айфон и натыкается на графический ключ.

– Сними, – протягивает мне, пока я вывожу пальцем витиеватые путаные узоры. По-хозяйски открывает мою телефонную книгу, вбивая туда свой номер, подписываясь «Миндальное чудо» [прим.: игра слов на норвежском: Mandel (миндальный) Mirakel (чудо) – (Михоэль)] , после сразу же набирая его, чтобы сохранить мой номер у себя.

– И какое же у моей… У тебя разные глаза? – запинается Мик.

– Да, это называется гетерохромия.

– Я… буду называть тебя лунной девочкой, – еле заметно ухмыляется Михоэль. – Могу?

– Можешь, – в подтверждение этому поворачиваюсь спиной, задирая джинсовку, открывая ему взор на позвоночник, ровно забитый семью фазами Луны – от растущей до полнолуния, с периодичностью в четверо суток, иллюстрируя полный синодический месяц.

Слышу, как Михоэль громко вдыхает, будто боясь выдохнуть. Поправляю ветровку, оборачиваюсь назад.

– Это… это так красиво, – еле шепчет он, пытаясь скрыть своё внезапно нахлынувшее смущение.

– Так что ты хотел спросить? – выуживаю из кармана джинс измятую пачку с предпоследней сигаретой и серийной Zippo.

– Твоё полное имя.

– Ингеборга Линнеа Одден.

– Михоэль Овели.

Демонстративно жмем друг другу руки, пока он сильно не притягивает меня к себе, обнимая обеими руками за шею, мне же остается только сомкнуть в кольцо моих рук его талию. И это прекрасно.

Когда мы решили встретить рассвет на крыше дома, в котором вместе снимали квартиру Часкел и Шальтиэль, Ариана заявила, что будет фотографировать всё, что видит. Правда, после первой же фотографии, когда она один черт знает зачем решила снять мои руки на фоне алеющего неба, с глухим стуком уронила телефон прямо себе под ноги, а после и вовсе отдала его мне, так, для сохранности.

Ранний рассвет прекрасен.

И мир вокруг воспринимается как-то иллюзорно волшебно, и хочется непременно молчать, кутаясь в прихваченные Шальтиэлем с его личного дивана тонкие серые пледики, не давая пеплу задеть мягкий материал, тепло укрывающий ноги.

Вчерашний абсолютно другой день уже давно закончился, и полностью протрезвевшая Ариана, стоя разглядывающая утренний Осло с высоты многоэтажного дома, тому прямое доказательство. Пусть и для нее это утро будет новой отправной точкой, равно как и для всех нас.

– Тут так красиво, – восторгается Рина, опускаясь на плед рядом с Часкелом, напротив которого сидели мы с Михоэлем, даже не отмахивающимся от выпускаемого мною в прохладный утренний воздух дыма.

В начале восьмого утра мы уже отогревались в квартире Часкела и Шальтиэля, попивая черный чай с бергамотом на маленькой кухне, выискивая друг друга в инстаграме и на фэйсбуке. Солнце уже прошло пару тысяч километров, заливая город теплом и светом, который пробивался сквозь плотные болотные шторы, украшающие огромное белое кухонное окно.

Михоэль высадил нас из за ночь полюбившейся машины по нашей просьбе около ближайшей к дому кофейни, потому что дальше припарковаться было почти что физически невозможно. Чмокнув на прощание Эсфира, и повиснув на Михоэле, Ариана еще несколько раз поблагодарила ребят за лучшую прогулку на свете.

Я приобняла Эсфира немного дольше, чем планировала, потому что всё это время миндальная пара глаз прожигала меня насквозь, будто пытаясь поставить на мне клеймо собственности. Глупый мой мальчик, сегодня ты от меня получишь целых два поцелуя, но ни одного в губы.